Три черепахи
Шрифт:
Шальнев сошел на кругу в Серебряном бору. Расплатившись, Чистый не сразу покинул машину — посмотрел, куда Шальнев пойдет. Тот направился к зеленому дощатому забору на углу, над которым висела вывеска «Шашлычная». Но калитка в заборе была закрыта — рано еще, нет и десяти, а заведение начинает работу в одиннадцать. Шальнев двинулся прямо, по маршруту № 21, который вел к Москве-реке, и Чистый последовал за ним. Теперь он был спокоен: Шальнева потерять здесь невозможно. Чистый снял пиджак, во внутреннем кармане которого лежала тяжелая черная кожаная перчатка, и ощутил приятную прохладу…
Шальнев
Он просидел там два часа. Что пил и ел, Чистому было неизвестно, однако он с удовлетворением отметил, что появился Шальнев из пельменной повеселевшим и бодрым. В полусотне метров от пельменной, на кругу, стояли будки телефонов-автоматов. Шальнев звонил минут десять, вернее, пробовал звонить, потому что ему никто не ответил, и Чистый из этого заключил, что ему известен только домашний телефон сына, а рабочего он не знает. Тоже к счастью…
От автоматов Шальнев вернулся в пельменную, и Чистый, проторчав на жаре еще два часа, начинал понемногу злиться, но осадил себя. Чем больше примет Шальнев спиртного, тем лучше. Вот если бы и самому пожрать, совсем бы хорошо, да не может он ни в пельменную зайти, ни в шашлычную, нельзя ни на минуту упускать Шальнева из-под контроля. И Чистый продолжал прогуливаться по песчаной дорожке для пешеходов, заменявшей тротуар на противоположной от пельменной стороне улицы…
Шальнев повторил вылазку к телефонам, но опять безрезультатно. А потом пошел к реке, но другим путем — мимо летнего кинотеатра. Сел на скамью у самой воды.
Солнце уже перевалило к западу, светило Шальневу в самую макушку, и он сидел как истукан и курил одну за одной сигареты. Чистый лежал в тени под соснами, и ему и то было жарко, а этот малахольный парился в своем идиотском костюме на самом солнцепеке, и хоть бы хны. Чистый чувствовал, как в нем наливается презрительная злоба, и ему не терпелось вот сию же минуту подойти к Шальневу, дать ему по морде, отобрать чемоданчик и спокойно уйти… Но нельзя. Кругом люди, и по берегу гуляют, и под соснами, да и лодочная станция рядом, а там милиция — это Чистому было известно, он Серебряный бор знал вдоль и поперек.
В шесть часов вечера Шальнев пошел на круг и снова попытался звонить, и снова ему никто не ответил. Тогда он побрел, опустив голову, через мост на проспект Жукова и в половине седьмого зашел в ресторан «Серебряный бор». Он просидел там до десяти, но пять раз спускался и звонил по телефону-автомату, по-прежнему напрасно. И каждый раз в руке у него был серый фибровый чемоданчик, из чего Чистый наконец точно вывел, что деньги в чемоданчике. И только это немного смиряло созревшую в нем ненависть к Шальневу — ненависть за все: за бесцельное шатание, за понурый вид, даже за неспособность понять свое идиотское положение.
В десять Шальнев, к удивлению Чистого, не очень-то пьяный, вышел из ресторана, кажется, окончательно. Опять позвонил и отправился в сторону Беговой улицы. Но, погуляв часик, вернулся к ресторану, поднялся наверх.
У Чистого все дрожало внутри от злобы. Единственное
Народу на проспекте уже почти не было. Троллейбусы шли пустые. Чистый решил подправить свой план и завершить дело здесь, сейчас…
Шальнев вышел раньше, чем он рассчитывал. Чистый подумал: «Перехватил в буфете», — и пошел следом за Шальневым, направлявшимся к асфальтовой ленте проспекта. На ходу он достал из кармана перчатку и надел ее на руку. Можно было бы ударить тут же, но сквер перед рестораном — слишком открытое место и прохожие все-таки есть.
Опасаясь, что Шальнев захочет взять такси или «левого», Чистый нагнал его на тротуаре и сказал в спину: — Минутку, Игорь Андреевич.
Тот, как кукла, дернул головой от неожиданности, обернулся и спросил: — Кто это?
— Не узнаете? Шальнев вгляделся.
— А-а, Митя. Чем могу служить? — Он уже не удивлялся, как будто все так и должно быть. Чистого покорежило от такого идиотизма.
— Вот что, Игорь Андреевич, ваш друг Брысь раздумал насчет денег.
— Не понимаю. — Шальнев обнял чемоданчик обеими руками, прижал к себе.
— Он поручил мне взять деньги обратно.
— Я вам не верю, что за чепуха!
— Вы потише, вон люди ходят, — сказал Чистый сквозь зубы. — Не верите — не надо. Он сам вас ждет, вон там. — Чистый показал на бульвар Карбышева.
Шальнев растерялся. Чистый взял его левой рукой, без перчатки, под локоть.
— Идем.
Он перевел Шальнева через проспект, они прошли по бульвару — прямо по траве — метров сто, потом немного по дорожке. На ходу Чистый огляделся. Вокруг не было ни души.
В темной полосе, куда не достигал свет редких уличных светильников, Чистый ударил Шальнева по затылку, вложив в этот удар всю накопившуюся за день злобу. Оттащив его под куст и опустив спиной на землю, он нанес такой же страшный удар по лицу. Потом открыл чемоданчик, нащупал под тряпками три толстые пачки. Сунул их себе в карманы. Затем обшарил карманы Шальнева и забрал все, кроме носового платка, а во внутренний карман пиджака положил Шальневу паспорт Брыся.
Сняв и спрятав перчатку за пазуху, под рубаху, Чистый вышел на проспект. Он был спокоен, он был уверен, что Шальневу не жить. Скоро подошел троллейбус, Чистый доехал до метро «Беговая», спустился, сделал пересадку на Красной Пресне, вышел у Белорусского, а там, постояв в очереди, сел в такси и отправился в Бескудниково, к Тоше Тарасовой, где его ждала Зинаида…
Глава 12. СОН ШАЛЬНЕВА
Его сознание медленно выплывало из тьмы, как выплывает человек с большой глубины сквозь толщу мутной воды на поверхность. Он еще не прорвал ту колеблющуюся и всегда одинаково тонкую пленку, которая разделяет воду и воздух. Но он уже начал видеть сны. Врач знал это: глаза Шальнева, вернее, его глазные яблоки, прикрытые фиолетовыми веками, стали как бы крутиться и днем и вечером.
Шальнева вынули из гамака и положили на постель. Его стали кормить куриным бульоном с ложечки, и при этом сестра, женщина лет тридцати, с мощными ласковыми руками, поддерживала его под затылок, а ему, только выползавшему из беспамятства, казалось иногда, что его поднимают в гору, где воздух пахнет цветами.