Три цвета крови
Шрифт:
— Нет, — сказал довольный вторым совещанием. Савельев, — на этот раз — нет.
Глава 16
В этом городе все казалось другим. Исчезли улыбки с лиц прохожих. На Торговой, прежде служившей главной «авеню» для прогулок, не было слышно громких приветствий и радостных восклицаний. Появившиеся повсюду супермаркеты и магазины придали городу новый вид, но лишили его прежнего очарования. Начали перестраиваться дома, внешний вид которых раньше пробуждал ностальгию, а теперь вызывал неприятие своей унифицированностью
Исчез приморский бульвар, главное место отдыха горожан. Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что в этом люди виноваты меньше всего: наступающее море, словно чувствуя драму города, решило добавить в нее свои штрихи и затопило большую часть бульвара, бывшего ранее гордостью бакинцев.
Море поднялось до опасного уровня и грозило подлинным экологическим бедствием.
Может быть, оно, как живое, чувствовало перемены, происшедшие с этим удивительным городом, и гневно реагировало на них?
Старожилы шепотом рассказывали, что в январские дни девяностого, когда советская армия вошла в город, трупы сбрасывали в море. Возможно, это были только слухи. Но как бы там ни было, именно в последние годы море начало угрожающе подниматься, затопляя окрестности.
Ностальгия по бульвару усиливалась еще и потому, что практически не осталось тех, кто некогда составлял удивительный этнический и многомерный мир горожан. Но даже уехавшие армяне не стали перебираться в Ереван. Они оседали в Нью-Йорке и Париже, уезжали в Москву и Ленинград, перебирались в Белоруссию и на Украину. И везде, где бы они теперь ни были, сохраняли в душе благодарность и память об этом удивительном городе.
Потом была вторая волна эмиграции — все уезжали в Израиль. Многих напугали кровавые события начала девяностых. А многие просто решили, что пора уезжать.
Третья волна, самая большая, началась после прихода к власти Народного фронта.
Интеллигенция, русскоязычное население, музыканты, композиторы, писатели, художники, составлявшие некогда гордость города, его славу и надежду, покинули его. Некоторых гнало тяжелое экономическое положение. И лишь в последние несколько лет отток населения несколько уменьшился. Но это уже был не тот город.
Бывший когда-то одним из культурных центров огромной Империи, теперь он превращался в обычную столицу небольшого мусульманского государства. Все чаще появлялись на улицах женщины с платками на голове. Все призывнее раздавались крики с минаретов мечетей, призывающие не забывать правоверных о своем долге.
Росло число беженцев, несчастные без дела слонялись по улицам Баку, представляя удручающее зрелище.
Но появившиеся в большом количестве иностранцы, казалось, не замечали ничего. Для них это был обычный «варварский» город, в котором нужно проповедовать основы западной цивилизации. Многие даже не знали, что культура этого народа насчитывала тысячелетия. Многие не подозревали, что этот народ говорил на языке, на котором создавались удивительные литературные произведения еще в те времена, когда в Скандинавии дрались викинги, а самой Англии или Франции не существовало.
Аналогичная ситуация складывалась и в другом многомерном и исторически значимом городе Империи — Тифлисе. Но в нем безысходность усиливалась разрушениями, столь зримо напоминавшими о самом страшном несчастье — гражданской войне.
Приехав сюда вместе с Леонидовым, Дронго повез подполковника по известному ему адресу. Он правильно рассудил, что в отеле лучше не появляться. Получив информацию о готовящемся террористическом акте, местные органы безопасности наверняка прежде всего заинтересуются клиентами отелей. К тому же Дронго не был российским гражданином и не хотел ненужной огласки.
Вечером этого дня Дронго достал карту города. Это тоже было проблемой, так как местная полиграфия давно не печатала подобной продукции, а оставшиеся после распада страны карты устарели.
— Аэропорт, — задумчиво говорил Леонидов, склонившийся над картой, — самое удобное место. Аэропорт и трасса, по которой будет проходить президентский кортеж.
— Нет, — возражал Дронго, — в аэропорту отработаны меры безопасности. Там террористам будет трудно развернуться. К тому же их просто не выпустят летное поле.
— А пассажиры, которые в это время будут в здании аэровокзала?
Дронго улыбнулся:
— Это не Америка и не Англия. Если понадобится, аэровокзал закроют на час, отменив все рейсы. Никого не интересует, что кто-то может куда-то опоздать.
Трасса тоже будет перекрыта заранее. Не пропустят ни одной машины. У террористов даже теоретически не должно быть шансов.
— А если они нападут при выходе гостей из здания аэровокзала? Ведь гости будут проходить через депутатскую комнату, — размышлял Леонидов.
— Нет, автомобили подаются к трапу самолета. И с летной площадки гостей увезут в город. Единственно возможное место для покушения — здание нового аэровокзала. Там обычный бардак, рядом большой базар. И какой-нибудь ловкий снайпер может оказаться на крыше здания. Но это обычно знает и охрана президента, у Алиева работают профессионалы. Они знают свое дело.
— Представляю, как им трудно, — посочувствовал Леонидов.
— Я думаю, главный удар они нанесут не там. Да и не успеет снайпер за считанные секунды убрать обоих президентов.
— Значит, на трассе, — сказал Леонидов. — Я утром разговаривал с Савельевым. В Баку нашли офицера, за которого просили Матюхин и Кобахидзе.
Алескер Самедов, работник ГАИ. Мне кажется, главный удар будет нанесен с его помощью.
— Может быть, — согласился Дронго, — но Груодис и его люди не просто террористы. Они бывшие офицеры КГБ, знающие оперативную работу, наверняка должны сознавать, что прибегать к услугам наркомафии в таких вопросах глупо.
Тем не менее они соглашаются проконтролировать часть груза Матюхина, доставляя его в Мюнхен. Соглашаются заплатить неслыханные деньги за то, чтобы устроить двух офицеров на работу в правоохранительные органы. Если они в этом так заинтересованы, почему не дают деньги самим офицерам? Оба прекрасно знают, кому, как и сколько нужно дать денег, чтобы получить место. И была бы абсолютная гарантия сохранения тайны.