Три дня из жизни Айса
Шрифт:
Прожектор менял цвет, постоянно мигала чья-то вспышка.
ТЕЙЯ ТЕЙ ТЕЙ
Одна изящная поза сменялась другой, грациозное движение начинало стремительный поворот. Глаза тоже вели разговор, пальцы рисовали свой узор.
Под перезвон украшений, Айс поклоном закончил свой номер.
На сцену поднялись два индуса, в национальных шароварах. Они принесли мечи, один из которых был вручен Айсу, который уже снимал с себя лишние тяжелые украшения. Теперь он тоже был обнажен по пояс.
Лика опасливо прижалась
Ну дела…
Они с индусом начали что-то типа спарринга. Пусть это и напоминало больше акробатический номер, развеивая мысль об опасности. Но Лика, стиснув непослушными пальцами подол своей юбки, молилась, чтоб хоть эти мечи были тупей тупого. Уж они так и мелькали.
И тут Айс на какую-то секунду отвлекся, словно увидел кого-то в зале.
Удар меча летел ему прямо в глаза!
Крик.
Он метнулся телом назад к полу, спружинив одной рукой.
« Мечом разбили зеркало», — повторила Лика, видя, что Герман скоро разводит уже соперников в разные стороны.
Айс быстро ушел в сторону служебного выхода.
Не думая, она бросилась за ним.
Он тяжело дышал, подняв голову к уже черному небу.
Но, почувствовав, что за спиной кто-то есть, мгновенно собрался и обернулся.
Лика молча подошла и вдруг, уткнулась лицом в него и разревелась.
— Всё хорошо, — чуть слышно он сказал ей на ухо, она чувствовала его дыхание.— Всё прошло. Бог миловал.
Приподняв её лицо, он сам поцеловал. Уже по-настоящему.
========== Белые журавли ==========
В кустах мелькнула чья-то тень. «Дядечка с серьгой так и не ушёл? »
Лика видела, что Айс ходит вокруг Германа, объясняя что-то по телефону. А тот ошарашенно чешет затылок.
— Всё сделаю, сына, сделаю, —отвечает в трубку довольный Георгий Николаевич.
Айс планировал завтрашнее мероприятие. Он и Лику пригласил.
Наверное, это и была сто пятая грань Айса, про которую говорил Женька.
Спозаранок, во главе с молодым священником, они поехали в дом престарелых.
Несмотря на то, что договорённость была заранее, вахтёрша их не пустила, сославшись на некий приказ начальства. Не велено, и всё тут.
Пришлось временно отступить.
Айс окинул взглядом здание:
— Отче, а, может, я заберусь на второй этаж и открою другую дверь?
— Ни за что! — строго оборвал Герман.— Вы уж простите, отец Александр.
— Бог простит.
—
Уговаривать женщин он умел в совершенстве.
Вахтерша сдалась на чтении стихов Есенина.
Наверное, ей уже в реале начало казаться, что сам Сергей Александрович знакомит со своей поэзией:
Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Двери открылись как раз вовремя.
Приехали: фургон, братки, Георгий Николаевич. И мэр города.
Команда работала быстро: кого надо — помыли, желающих причастили.
Отец Александр причащал запасными дарами. Айс и Женька держали плат, с обеих сторон. Довольных и одаренных, духовно и материально, по просьбам, братки вынесли на улицу, иных легко на кровати, кресле или на стуле.
Лика с братом, между делом, собирали заявки на душевно-телесные потребности, которые потом отдавались мэру.
Айс не отставал в самой грязной работе. В какой-то момент Женька понял, что этот парень разбирается во всей этой асептике-антисептике не хуже его самого.
Герману пришлось помалкивать и не повышать голос про режим при более влиятельном папе-спонсоре. Даже если тот сейчас пребывал в радушном настроении, поглядывая на своего чудо-мальчика.
Уставший Айс, под конец, предложил всем желающим импровизированный концерт на свежем воздухе, под липами.
По страшному стечению обстоятельств, среди обитателей грустного дома были ветераны.
Поэтому спрос был на песни военных лет.
Конечно, Айс не знал все тексты. Но память у него была хорошая.
Старики начинали, а он подхватывал. И держал мелодию сильным поставленным голосом:
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Потом братки притащили из красного уголка аккордеон, и Айс только играл.
Лика заглянула в его лицо, оно было мокрым от слез. Так странно. Лика смотрела и удивлялась. Люди молодели по минутам, о чем-то размышляли, тихо улыбались, в глазах переливалась жизнь.
Какая-то бабушка, «божий одуванчик», с инвалидного кресла окликнула Айса.
Он опустился перед ней на одно колено.
— Внучек, — говорила незнакомая старушка надтреснутым голосом, — приезжай ко мне.
— Я приеду, —Айс старался выправить задрожавший голос. — Обещаю.
И уткнулся лицом в её ладони.
В два часа он улетает.
Лика и Женька провожали его в аэропорту. Скакали, дурачились и забрасывали друг друга шутками.
Айс ушел на посадку.