Три года в тылу врага
Шрифт:
— Вы не прячьтесь, я, может быть, желаю вам добра. Гитлер все равно войну проиграл. Что вы будете тогда делать? У вас не станет ни родины, ни близких вам людей, ни отцов, ни матерей, ни братьев, ни жен, ни детей, которые остаются здесь. И будете вы людьми без роду, без племени. Лучше сейчас решить окончательно — или идти к партизанам, или превратиться в бездомных бродяг. Выбирайте!
Власовцы стали совещаться. Потом подошли к Ушацкому.
— Мы не знаем дорогу к партизанам, — заявили они.
— Не беспокойтесь, я к ним приведу кратчайшим путем.
Вся
— Где же ваши винтовки?
— Мы их сдали на станции Конечки фельдфебелю.
— Пошли за ними.
— Там взвод немцев.
— Не беда, справимся.
И власовцы пошли. Только в лесу, где к Ушацкому присоединились партизанские разведчики, они убедились, что идут на самом деле в партизаны.
Ушацкому ничего не стоило приказать немецкому фельдфебелю выдать оружие для немедленного прочесывания леса у деревни Неникюля, куда пробралась группа партизан, которые подожгли автомашины. Фельдфебель выдал винтовки, четыре ручных и два станковых пулемета, гранаты и даже предлагал миномет.
Когда оружие было выдано, фельдфебель тут же получил удар прикладом по голове. С остальной охраной было покончено через полчаса.
Разгромив станцию, Ушацкий на второй день вернулся в наше расположение с новым отрядом, хорошо вооруженным немецким оружием.
— Куда прикажете мне девать этих власовцев? — спросил он у Шелякина.
— Создавай отряд. Бери всех себе. Ты их избавил от немцев. Они уже познакомились с тобой, видели твою смелость и пойдут за тобой в огонь и в воду.
— Согласен, — после некоторого раздумья ответил Ушацкий и тут же добавил:
— Тогда прошу отпустить новый отряд на хорошее дело. Есть такое на примете.
— Интересно.
— Из Новгорода в район Луги проходит линия связи. По-видимому, она имеет прямое отношение к ставке Гитлера. Ее надо ликвидировать.
— Откуда это известно, что она направлена к Гитлеру? — спросил Шелякин.
— Бывшие власовцы слыхали об этом от немецких связистов, шестеро из них работали на исправлении линии около станции Люболяды.
Оказывается, Ушацкий несколько раз подключался к линии связи. Многие разговоры он не понял — были шифровки, но речь шла о том, что русские готовятся к наступлению, подтягивают артиллерию, танки, авиацию и «катюши». Говорили ли это с фронта или из Новгорода — ему установить не удалось. Но информацией обменивались высокопоставленные лица.
— Дело заманчивое, — согласился Шелякин.
— Очень. Надо лишить фашистов этой связи.
— Тогда готовься.
— У меня все готово, план намечен. Пойду хоть сейчас.
Вместе с новым отрядом Ушацкого пошел и я. Направление взяли на деревню Кусони, которую почти со всех сторон окружали незамерзшие болота и откуда немцы меньше всего ожидали партизан.
Идти было трудно. Шли едва вытаскивая ноги из болотной грязи, перемешанной со снегом. Все промокли. Едва обсушились у костра, который развели на небольшой возвышенности, и снова в путь.
Разведчики донесли, что линия связи, проходящая у деревни Раглицы, усиленно
— Такой охраны раньше не было, — сообщил бывший власовец Никитин, — видимо, что-то немцы заметили.
— Это дело поправимое, — сказал Ушацкий и, отобрав сорок человек, которые более или менее сносно могли сказать десятка два фраз на немецком языке, ушел к деревне. Провел там целый день, а вечером, когда повалил снежок и приближалась смена патрулей, вышел с людьми на линию связи, одевшись в форму немецкого офицера.
Из-за кустарника мы молча наблюдали за действиями Ушацкого и готовы были в любую минуту прийти на помощь.
Вот он подходит к первой паре. Оба немца козыряют Ушацкому и через минуту уходят с тропинки на дорогу, которая ведет в деревню. То же самое повторяется на протяжении всех трех километров.
Когда последняя пара немецких патрулей скрылась за поворотом дороги, на линию выскочили сто двадцать человек.
У немецких же костров подхватили топоры, и началась рубка кабеля. Покрытый толстым слоем резины, пронизанный множеством металлических жил, кабель с трудом поддавался топорам. Но партизаны усердно рубили его на двух-пятиметровые куски и разбрасывали их в разные стороны. Другие тут же ставили противотанковые мины и маскировали их снегом или прикрывали отрубленными кусками кабеля.
Но партизанам и этого оказалось мало. Алексей Седов и Володя Швец подхватили со своими друзьями другой конец кабеля и по-бурлацки оттащили его за четыре километра в болото, а затем перерубили на дороге и заминировали. Так же поступила в другом конце группа Аркадия Воробьева и Сергея Хрижановского. Там кабель тащили более сорока человек.
Потом партизаны подошли ко мне.
Ночью Ушацкий вновь собирался в поход. При свете коптилки он вместе с Шелякиным уточнял детали очередной диверсии.
Неожиданно пола палатки распахнулась, и большие клубы морозного воздуха хлынули в шалаш. От резкого рывка пламя коптилки заметалось в разные стороны и погасло.
— Кого нелегкая принесла? — сердито зашумел Шелякин, ожесточенно искря трофейной зажигалкой, в которой давно не было бензина.
— Это я, Олег Калинин, меня радист Лешка послал к дяде Веселову. Он сводку принимает о Ленинграде, — путаясь и волнуясь ответил мальчик.
Я пулей выскочил из шалаша. Днем неожиданно спал мороз и полил дождь. Не прекращался он и поздней ночью. Из-под моих ног в разные стороны разлетался мокрый снег. Не отставая от меня, мчался и Олег Калинин.
Вот и густая ель, где радист Алексей Колобов обычно принимал сводки Совинформбюро. Здесь же толпились партизаны. Они заботливо растянули на ветвях свои плащ-накидки, чтобы помочь радисту без помех принять важное сообщение. С большим трудом мне удалось протиснуться сквозь толпу.
При свете мерцающего огарка Леша что-то записывал. Я заглянул ему через плечо. На листке ученической тетради радист уже записывал:
«Сводка Совинформбюро за 19 января 1944 года».
Его торопливо бегающий карандаш едва поспевал записывать слова диктора.