Три гроба
Шрифт:
— Между прочим, — вмешался доктор Фелл так неожиданно, что Рэмпоул вздрогнул, — вы не знаете, где он хранил свои личные бумаги?
Бернеби метнул на него быстрый взгляд:
— Об этом вам мог бы рассказать Миллс. — Но его лицу пробежала едва заметная тень. — Возможно, у Гримо был сейф. Насколько мне известно, Гримо держал бумаги в запертом боковом ящике письменного стола.
— Продолжайте.
— Долгое время мы оба молчали. Так бывает, когда оба хотят затронуть какую-то тему, но каждый подозревает, что собеседник думает о том же. Ну, я рискнул и спросил: «Кто это был?» Гримо фыркнул, как пес, перед тем как залаять, и заерзал в кресле. «Не знаю, — сказал он наконец. — Это было давно. Может быть, это доктор — он походил на него».
— Доктор? Вы имеете в виду тюремного врача, который выписал свидетельство о смерти Гримо от чумы? — спросил Хэдли.
Розетт поежилась и внезапно села, закрыв лицо руками. Бернеби было явно не по себе.
— Да. Слушайте, мне обязательно продолжать?.. Ладно, ладно! «Вернулся, чтобы немного пошантажировать», — сказал Гримо. Знаете, как выглядят толстеющие оперные певцы, исполняющие Мефистофеля в «Фаусте»? Гримо выглядел так же, когда повернулся ко мне, положив руки на подлокотники кресла и согнув локти, как будто собирался встать. Лицо, покрасневшее от отблесков пламени, стриженая борода, поднятые брови и так далее… «Да, — отозвался я, — но что он может сделать?» Понимаете, я старался его разговорить. Мне казалось, что тут кроется нечто более серьезное, чем политическое обвинение, иначе спустя столько времени это бы не имело значения. «Ничего он не сделает, — сказал Гримо. — У него всегда была кишка тонка».
Бернеби огляделся вокруг:
— Вы хотели знать все, и я не возражаю. Все и так это знают. «Вы хотите жениться на Розетт, не так ли?» — спросил напрямик Гримо. Я ответил, что хочу. «Очень хорошо, — сказал он. — Вы на ней женитесь». И начал барабанить по подлокотнику. Я засмеялся и заметил, что у Розетт… другое предпочтение. «Ба! Этот молокосос! — воскликнул Гримо. — Я все устрою».
Розетт не сводила с него непроницаемого взгляда.
— Значит, вы обо всем договорились? — осведомилась она.
— Господи, только не срывайся с цепи! Меня спросили, что произошло, и я рассказываю. Под конец Гримо сказал, чтобы я держал язык за зубами, что бы с ним ни случилось…
— И ты этого не сделал…
— Не сделал по твоему же приказу. — Он повернулся к остальным: — Ну, джентльмены, это все, что я могу вам сообщить. Когда в пятницу утром Гримо пришел забрать картину, я был здорово озадачен. Но мне было велено не встревать, и я подчинился.
Хэдли молча делал записи в книжке, пока не дошел до конца страницы. Тогда он посмотрел на Розетт, которая откинулась на спинку дивана, опершись локтем на подушку. Под меховым манто на ней было черное платье, но голова оставалась непокрытой, и пышные светлые волосы и квадратное лицо идеально гармонировали с красно-желтым диваном.
— Знаю, — заговорила она. — Вы собираетесь спросить меня, что я думаю об отце… и об остальном. У меня с души упал тяжкий груз. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я восхищаюсь моим отцом — тем, что в нем было столько удали. Конечно, если он был вором… — она улыбнулась, словно ее радовала эта мысль, — его трудно порицать за то, что он молчал об этом, не так ли?
— Я собирался спросить вас не о том, — сказал Хэдли, который казался ошарашенным такой широтой взглядов. — Я хочу знать, почему, если вы всегда отказывались приходить сюда с мистером Бернеби, вы внезапно решили сделать это сегодня утром?
— Чтобы разобраться в наших отношениях раз и навсегда. И я хотела выпить чего-нибудь. Но у меня пропало это желание, когда мы нашли окровавленное пальто в стенном шкафу… — Девушка умолкла и слегка отпрянула при виде изменившихся лиц.
— Когда вы нашли что? — нарушил паузу Хэдли.
— Пальто с кровью на подкладке спереди. — Розетт судорожно глотнула. — Кажется, я об этом не упоминала? Вы просто не дали мне возможности! Как только мы вошли сюда, вы бросились на нас, как… Пальто висело в стенном шкафу в холле. Джером нашел его, когда вешал свое пальто.
— И чье же это пальто?
— Ничье! Это самое странное! Я никогда не видела его раньше. Оно не подошло бы никому в нашем доме. Отцу оно было слишком велико — к тому же это щегольское твидовое пальто, которое привело бы его в ужас. Стюарт Миллс утонул бы в нем, а старому Дреймену оно было бы маловато. Это новое пальто. Оно выглядит так, будто его ни разу не надевали…
— Понятно. — Доктор Фелл надул щеки.
— Что вам понятно? — огрызнулся Хэдли. — Отличная ситуация, нечего сказать! Вы говорили Петтису, что вам нужна кровь. Ну, вы ее получили — только в слишком большой дозе и не в тех местах. Что теперь у вас на уме?
— Мне понятно, — объяснил доктор Фелл, — откуда взялась кровь на пиджаке Дреймена.
— Вы имеете в виду, что он носил это пальто?
— Нет-нет! Подумайте. Вспомните, что говорил ваш сержант. Он сказал, что полуслепой Дреймен, спотыкаясь, спустился по лестнице и начал рыться в стенном шкафу, ища свои пальто и шляпу. Очевидно, он задел это пальто, когда кровь на нем была свежей. Неудивительно, что он не мог понять, как кровь попала к нему на пиджак. Разве это не объясняет многое?
— Будь я проклят, если да! Это объясняет один пункт, заменяя его другим, еще более непонятным. Лишнее пальто! Пошли! Мы немедленно отправляемся туда. Если вы пойдете с нами, мисс Гримо, и вы, мистер…
Доктор Фелл покачал головой:
— Вы идите, Хэдли, а я должен кое-что осмотреть. То, что придает новый оборот всему делу, став наиболее важным его пунктом.
— О чем вы?
— О жилище Пьера Флея, — ответил доктор Фелл и вышел в развевающейся за спиной накидке.
Третий гроб
ПРОБЛЕМА СЕМИ БАШЕН
Глава 16
ПАЛЬТО-ХАМЕЛЕОН
Между этим открытием и временем, когда они должны были встретиться с Петтисом за ленчем, настроение доктора Фелла достигло таких глубин мрака, о возможности которых Рэмпоул не подозревал и которые был не в силах понять.
Прежде всего, доктор отказался идти с суперинтендентом на Расселл-сквер, хотя настаивал, чтобы Хэдли отправился туда. Он заявил, что в комнате Флея должна находиться важная улика и что должен оставить при себе Рэмпоула для какой-то «грязной и напряженной работы». При этом он ругал себя так искренне и энергично, что даже Хэдли, иногда разделяющий выражаемое доктором мнение, был вынужден запротестовать.
— Но что вы ожидаете там найти? — допытывался суперинтендент. — Сомерс уже обыскал комнату!