Три изысканных детектива (сборник)
Шрифт:
— Да, мой мальчик. Это я, собственной персоной, только на тридцать лет моложе. Удивлены? Время никого не щадит. — И он продекламировал:
Стареть! Разгромное поражение, Уродство и оскорбление, Все больше морщин на лбу И все меньше волос на голове… [341]— Не знал, что вы философ, мсье Гувье.
— Это сочинил мой приятель, не я. Вы нашли, что искали?
— Еще как нашел! Не знаю теперь, что и думать.
341
Отрывок из стихотворения Шарля Фремина «Сорокалетие» из сборника «Песни лета», вышедшего в 1900 г.
— Не паникуйте, мсье Пиньо, оцените ситуацию спокойно. Поиск информации требует терпения. Лично я провожу в редакции немного времени. Нет ничего скучнее бесконечных летучек, которые проводит Клюзель. Атмосфера там такая же, как на корриде: никогда не знаешь, чьей смерти жаждет публика — быка или тореадора. Скажу вам честно и без малейшего стыда — я болею за победу быка. Только бессердечный человек может наслаждаться страданиями животного. Выпьете кофе?
— Не откажусь.
— Зачем вам утомлять себя переписыванием? Можете взять эту папку, потом вернете. Сейчас одиннадцать, трамваи уже не ходят, так что ложитесь на диванчик и спите. Я встану на рассвете и разбужу вас.
Но Жозеф долго не мог заснуть. Беспрестанно ворочаясь с боку на бок, он вдруг вспомнил надпись в кабинете барона де Лагурне, которую видел Виктор: «В память о брюмере и ночи мертвых»…
Он почувствовал возбуждение. Процесс состоялся в ноябре 1891 года. Лулу и какая-то Софи были на нем обвиняемыми… Как и Мирей Лестокар!
— Брюмер — это ноябрь! А ночь мертвых — День всех святых, ведь его отмечают как раз в ноябре! Да мой драгоценный шурин рот разинет от изумления!
Около полуночи Виктор и Таша съели, не разогревая, рагу, приготовленное для них Андре Боньолем. Выставка прошла более чем успешно, посетители рассыпались в комплиментах, кажется, вполне искренних. Продались три полотна, одно из которых купил Анатоль Франс. Матильда де Флавиньоль пришла в восторг от фотографии с каруселью и изъявила желание приобрести ее в самое ближайшее время.
Таша поставила тарелку мелко порубленного мяса перед Кошкой, лежащей в корзине рядом с кроватью, но та едва удостоила еду взглядом.
Виктор разделся, как всегда аккуратно сложил вещи и нырнул под одеяло во фланелевых кальсонах. Таша расплела косу, бросила одежду на пол и улеглась рядом с мужем. Их любовная игра была недолгой, оба слишком устали. Виктор нежно ласкал грудь Таша, а она прикрыв его руку своей, бессвязно лепетала:
— Три продажи, нет, пять — вместе с твоими фотографиями… только ярмарочные сцены, досадно, что…
Ее рассуждения прервал хриплый стон. Таша так резко села на кровати, что ударилась о спинку.
— Что это?
— Кошка, — буркнул Виктор.
Таша на ощупь добралась до лампы, дважды едва не упала, запутавшись в подоле ночной рубашки, нащупала коробок и поднесла спичку к фитилю.
— О Боже, нет, только не это! Я весь мокрый!
Лампа высветила растянувшуюся на ногах хозяина виновницу преступления: у Кошки отошли воды.
— Она сейчас родит! — воскликнула Таша.
Виктора едва не стошнило. Он выскочил из-под одеяла и скрылся в туалетной. Кошка жалобно мяукала, хозяйка утешала ее, ласково поглаживая.
— Я с тобой, кисонька, ну же, давай, поднатужься, скоро все закончится.
Кошка, прижав уши, прерывисто дышала, зрачки у нее были расширены, бока тяжело вздымались и опадали.
Появился Виктор и, стараясь не смотреть на кошачьи страдания, начал одеваться.
— Сколько их будет?
— Не знаю, два, а может, три…
Виктора посетило ужасное видение: Таша лежит в подушках с обнаженной грудью, а из ее чрева выходят три орущих младенца.
— Отправляйся в мастерскую, — сказала она ему, — я приду, как только все закончится.
— Это надолго?
— Откуда мне знать? Я впервые принимаю роды.
Виктор удалился, радуясь, что ему есть где укрыться. В четыре утра Кошка произвела на свет первого, черно-белого котенка.
— Я была права, ты согрешила с котом сапожника, — прошептала Таша.
Двадцать минут спустя взволнованная хозяйка увидела второй мокрый комочек, на сей раз — полосатый. Через четверть часа третий, черный как смоль детеныш оказался на кровати.
Измученная переживаниями Таша решила умыться, а когда вернулась, Кошка вылизывала котят, жадно припавших к соскам.
— Они как будто нажимают на педаль швейной машинки, того и гляди проткнут тебе брюшко.
Кошка, как будто услышав слова хозяйки, встала на дрожащие от слабости лапы, взяла зубами полосатого сына, спрыгнула на пол и замерла перед гардеробом Виктора.
— Ты уверена, что это курорт твоей мечты? Папа вряд ли одобрит такой выбор, — заметила Таша.
Кошка не двинулась с места. Оставшиеся на кровати котята отчаянно пищали.
— Ладно, выступлю на твоей стороне.
Оставив молодую мать заниматься переездом, Таша поменяла белье на постели, подобрала выпавшую из сюртука Виктора газету, оторвала от нее листок, скомкала его и вдруг остановилась. Ей бросилось в глаза слово «Убит» на сгибе, и она разгладила бумажку.
— Сорок три бис, улица Курсель, — задумчиво пробормотала Таша. — Кто-то называл при мне этот адрес. Но кто? Андре? Эфросинья? Айрис?
И тут она вспомнила: это сказал Жозеф сегодня утром. Он собирался поговорить с Виктором. Ее подозрения превратились в уверенность. Убийство. Или даже два убийства, если принять в расчет Лулу, о которой говорила Мими.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Четверг 22 февраля
Всю дорогу от Шатле до улицы Сен-Пер невыспавшийся Жозеф вполголоса жаловался на свою тяжелую долю. На его несчастье, Эфросинья появилась там раньше и не преминула устроить ему выволочку.