Три кофейни

Прах Вячеслав

– У тебя давно не было мужчины? – уверенно спросил ее он.

Она отвела глаза.

– Ты не тот человек, которому я смогла бы ответить на этот вопрос, – после недолгих раздумий заявила она.

– Как горько… Но ты ведь тоже не похожа на женщину, которая с утра ввела себе в вену лишь пару кубиков разбавленного одиночества.

Ее зрачки расширились. Судорожно сглотнув, она посмотрела на него с волнением, ее губы задрожали, не в силах выдавить из себя даже слово. Она замолчала. Как он это узнал? Это было единственным ее немым вопросом.

– Я наблюдал за тобой больше двух месяцев, Роза. Первый раз,

когда я к тебе подошел, меня интересовал не твой Шекспир, и та книга, которую ты читаешь сейчас, была только предлогом… Ты меня подпустила к себе ближе, чтобы я смог развеять свои опасения. Увы, но они только подтвердились. Когда ты спросила, почему я назвал тебя Розой, то так увлеклась смыслом моих слов, что даже не заметила, как я гладил твою руку и как медленно закатывал рукав все выше. Ты была так подавлена, лежа у меня на плече, что даже не смогла бы представить, насколько был подавлен я, утешая тебя в те горькие минуты.

Когда он закончил, она безумно захотела курить, но он подвинул пачку ее сигарет к себе и дал понять, что ждет от нее не дыма, а слов. Ответить ей было нечего. И она больше не в силах была выдержать его взгляд и попыталась встать, но он ей этого не позволил.

– Роза, с каждым днем ты вянешь, и, как бы глупо это ни звучало, я очень сожалею, что не в переносном смысле этого слова, – обреченно сказал он.

– Я ведь тебе не нужна, я это знаю… Зачем ты тогда все это говоришь? Зачем пытаешься помочь человеку, который тебе безразличен? Изображаешь сочувствие? Мне это не нужно, – мягко и тихо сказала она.

– Я пытаюсь спасти себя.

Он опустил взгляд и смотрел на пальцы, на ее тонкие и маленькие пальцы.

– У тебя есть мечта, Роза?

– Да, есть…

– Расскажи мне о ней, – с интересом в глазах попросил он ее.

– Я бы хотела уехать из этого города, покинуть эту страну и оставить все. Просыпаться утром в маленькой квартирке с открытым окном и видом на море. Выбросить календарь, и чтобы часы остановились раз и навсегда и я не могла следить за временем – только шум прибоя и дыхание любимого человека. Смотреть на восходящее солнце, сидя на прохладном песке, и знать, что он придет и принесет мне теплый плед. Я бы хотела отказаться от сигарет и от кофе и пить поутру свежий апельсиновый сок, который он приносил бы мне в постель. Жить вдали от прошлого, а в закате видеть будущее. Стать совсем не идеальной, ненакрашенной и сонной и, уткнувшись в его плечо, каждой клеткой тела ощущать себя любимой, чувствовать, что я ему нужна. И ужин каждый вечер пусть стынет, только бы он не остывал. Разве это так много?

Она смотрела ему в глаза, а сама находилась в том месте… Роза задержала дыхание от эмоций, которые охватили ее сердце и согрели холодные пальцы. Ей было горько возвращаться в эту кофейню и разделять свое одиночество с человеком, даже имени которого она не знает, с мужчиной, о котором ей не известно ничего. Только одиночество… Оно сильно сближает однажды утонувших в нем людей.

– Твоя мечта так похожа на мою, ты даже представить не можешь, насколько! Только стрелки часов я бы хотел завести, те стрелки неидущих часов… – грустно ответил ей он.

Тишина… Она не желала продолжать разговор и, подкурив сигарету, вновь погрузилась в страницы любимой книги. Именно любимой: в главной героине она

порой узнавала себя, а в некоторых ситуациях – отголоски прошлого. Роза представляла себя днем героиней, а ночью у зеркала пускала в себя героин. Доза за дозой… Ей казалось, что все это большой театр или просто маленький сон.

«…Так странно, еще месяц назад я смотрел в парке на голубое небо, на белых голубей и хмурых прохожих. А в зеленых аллеях я не видел ничего, как и в зеленых глазах или в карих. Серый мир и голубое небо – а каким ему быть, когда художник забыл свои краски дома или вовсе потерял свой дар?

Смотреть или видеть? Я предпочитал смотреть. Слушать. Вникать… Но при этом закрывая глаза и уши, чтобы не слышать и не видеть. Голос, мысли, недосказанность. Мне всегда было что сказать, вот только меня все равно не услышали бы. Только белые голуби. Как и люди, они видели во мне черного.

Одиночество… А разве может быть одиноким человек, который никогда не любил? Не познав радости глаз чужих и влажность своих. Не дышал чем-то большим, чем просто воздух, и не задыхался от чего-то, что намного смертельнее дыма… Разве может тот, кто никогда не ждал человека, того человека, что больше всего на свете не хотел опоздать, быть одиноким? А под ливнем, не закрыв своим зонтом никого, кроме себя, разве может? Наверное, только промокнуть…

– Почему ты не уходишь? – этот вопрос я задавал ей каждую ночь, когда она спала и меня не слышала.

Три часа ночи. Бессонница… Мне было о чем подумать ночью. Всегда. Я вспоминал детство и юность. Каким я тогда был и каким представлял себя в будущем. В том будущем, что сейчас называл настоящим. Я стал им. Тем человеком, которого видел детскими глазами. Вот только краски не те: ведь в детстве все было цветным, а не черно-белым.

– А ты бы меня отпустил? – неожиданно спросила она.

Она не спала, видимо, бессонница и ее потревожила этой ночью. Повернувшись ко мне, она ждала ответа на вопрос. Если я отвечу “нет”, она поймет, что я в ней нуждаюсь. Если отвечу “да”, то все наоборот: она мне не нужна. Сказать правду я не мог, точнее, не мог себе этого позволить. Закрыв глаза, я дал ей понять, что ответить мне нечего.

– Когда я сломала каблук, я не просила у тебя помощи. Ты сам взял меня на руки и понес, даже не спросив куда. Это был поступок, – после минутного молчания сказала она.

– А что мне оставалось делать? У тебя тогда было такое выражение лица, будто начались схватки, – улыбнулся я.

Она улыбнулась в ответ, после чего прижала меня к себе так, будто пыталась задушить. Нет, это всего лишь шутка. Она обняла меня очень крепко, вот только я не видел, как за моей спиной капали слезы…

Перед моим уходом на работу она гладила мою белую рубашку, а я гладил ее плечи. Такие нежные плечи, что руки, скользящие по ним, казались слишком грубыми. Она застегивала пуговицы до последней, а после умело завязывала на мне галстук. Я был красив как никогда, ведь лучший комплимент для мужчины – это его женщина. И я смотрел на себя в зеркало, зная, что совсем не изменился, но в ее глазах я менялся: не в днях и не в подаренных красных розах, а в каждом моменте и взгляде. В каждой минуте, когда так не хотел уходить и оставлять ее одну.