Три короба правды, или Дочь уксусника
Шрифт:
Полковник Безсонов
— Вся спина болит из-за этой дуры! — ворчал утром Артемий Иванович, проснувшись. — Сплошной синяк! А ты еще пожалел ее! Я бы ей такой укол сделал — до Пасхи бы не встала! «Давай, ее до дому довезем!» Ее надо было еще на Неве ссадить. «Ах! Ах! Я теперь паспорт получила, могу даже с вами в Англию уехать!» Тьфу! Так ее в Англию и взяли! А в Якутск она не хочет?
— Мальчишка
— А, так вот ты куда пропал! А то я приезжаю, а Луиза мне и говорит: «Его превосходительство еще не приходило». Так я, тебя не дождавшись, и уснул. Больше я в извозчики не пойду. Я по извозчичьим дворам мотаюсь, а он у чиновников Конюшенного ведомства с их сестрами кофеи распивает!
— Ты, случаем, не помнишь, мы ни к кому сегодня с уколами не едем?
— Не помню. Меньше кофея надо пить, — сказал Артемий Иванович. — У нас всего один шприц остался, да и тот с трещиной. Может, иглу для него поточить?
— Возьми у Луизы оселок, — хмуро согласился поляк. Ему не давала покоя вчерашняя встреча с Сеньчуковой и последовавшая за этим слежка со стороны посланного капитаном мальчишки. Он подошел к окну и глянул на улицу. Ничего подозрительного здесь не происходило. Проехало несколько опухших от ночного кутежа офицеров на рысаках из «Медведя», вышла Авдотья с братом и пошла в церковь на Мойке к литургии. Затем подъехали санки, из которых выбрался чин дворцовой полиции в шинели и мерлушковой шапке с донцем цвета морской волны.
«Интересно, это к нам или к послу?» — подумал поляк.
Звонок в дверь спустя положенное для подъема по лестнице время показал, что чин направлялся в квартиру академика.
— Здесь проживает профессор граф Лелива де Спальский? — спросил полицейский, когда Фаберовский открыл ему дверь.
— Да, к вашим услугам. — Поляк почтительно склонил голову.
— Извольте собрать все препараты и инструментарий, который вы используете, и вместе со своим ассистентом следуйте за мной.
— Но позвольте, по какому праву? Куда вы нас собираетесь везти?
— Не извольте прекословить, — посоветовал полицейский. — Для вашей же пользы вам лучше следовать указаниям.
Полицейский позволит Фаберовскому пройти в гостиную одеться и собраться.
— Да, попали как кур в ощип… — протянул Артемий Иванович. — Недаром мне ночью немецкая колбаса с тмином снилась. Как ты думаешь, может, ему листы показать?
— Повременим допоки, — сказал поляк. — Но с собой возьмем.
Они сложили в саквояж новый шприц с иглами, бутыль с небесно-лазоревым купоросом, гигроскопическую вату и бинт, и вышли на улицу. Полицейский ждал их в санях. Он услужливо уступил им место, а сам встал сзади.
Их довезли до Мойки и вдоль нее повезли к Фонтанке. При подъезде к Цепному мосту Артемий Иванович испуганно сказал:
— В Департамент везут. Петр Николаевич пронюхал…
— Петр Александрович, —
— А то мы не знаем, как директора Департамента зовут! — воскликнул Артемий Иванович.
К их удивлению, в департамент они не поехали, а свернули на Моховую.
— Кажется, я догадался. кто такой Петр Александрович, — сказал поляк.
— Сейчас нам покажут, — согласился Артемий Иванович. — Пропишут нам прививок по первое число…
Санки остановились у дома австрийского посольства, прямо напротив дверей Черевина.
— Извольте господа, вас ждут, — сказал полицейский офицер.
Фаберовский с Артемием Ивановичем вылезли и толкнули знакомую дверь.
Их встретил Карп, вытаращивший глаза.
— Проходите в гостиную, посидите там. Их превосходительство в кабинет, он занят, профессора с ассистентом дожидаются.
Карп принял шубу и пальто, поставил у стойки для сабель их галоши, и поляк в сопровождении Артемия Ивановича торжественно зашли в гостиную, неся в руках шкатулку со шприцем и бутыль купороса.
— Что делать будем? — спросил Артемий Иванович, ставя бутыль рядом с диваном. — Выпорет же!
— Я б тоже выпорол, — согласился Фаберовский.
— Ну, так иди, объясняйся! Ты же Лелива де Спальский!
Поляк оставил шкатулку Владимирову и вступил в кабинет. Он был перегорожен китайской ширмой, скрывая от случайных взоров диван.
— Заходите за ширму, профессор, — раздался из-за нее голос Черевина. — Не хочу, чтобы меня через окно с голой жопой видели. Вы уж простите, что я вас к себе так тайно вызвал, но мне, как начальнику царской охраны, никак нельзя болеть паранойей, у нас в охране и без вибрионов эта болезнь естественным образом, всем течением жизни, обостряется. А мне кажется, что сейчас она у меня обострилась до крайности.
Фаберовский осторожно заглянул поверх ширмы. Черевин лежал в одном белом парадном бешмете с галунами на воротнике и в спущенных шароварах, обнажавших тощий зад и синие жилистые ноги. Генерал побаивался и нервно ерзал на диване.
— Ваше превосходительство, — Фаберовский кашлянул в кулак.
Черевин мгновенно подскочил, прихватив шаровары, и стал быстро их натягивать. Лицо его налилось кровью, а фиолетовый длинный нос стал пунцово-красным.
— Где профессор?
— Дело в том, что никакого профессора не существует, ваше превосходительство… — начал поляк, все еще глядя поверх ширмы. — Граф Лелива де Спальский — это я.
— Так, в Аничков сегодня профессор не поедет… — Черевин почесал потылицу.
— Ну-ка, вон в гостиную! Карп, иди к телефону, вели, чтоб меня соединили с дворцовой канцелярией.
Поляк с Артемием Ивановичем вышли в гостиную, мимо них в кабинет к генералу прошел Карп, изумленно качая головой, и дверь за ним с треском захлопнулась.
— А ведь могли медаль «За полезное» от самого Государя получить, — вздохнул Артемий Иванович. — Или какую другую кавалерию посерьезней.
— Сейчас Черевин Государю доложит, и мы такую кавалерию получим! Орден Синей Дупы с палками и розгами, и с девизом «Боль и польза», — нервно съерничал Фаберовский.