Три короба правды, или Дочь уксусника
Шрифт:
— Ваше благородие, вы уж простите меня, я ведь тоже в некотором роде агент… внештатный… — краснея, сказал Соломон и искоса поглядел на Вареньку. — Полковник Ширинкин велел сообщить вам… Я у нас в академии… Я полковнику Секеринскому… Я не то, чтобы по службе, конечно, но по зову сердца. Неоднократно писал-с. Полковник разрешил нам поглядеть представление.
— Вас с Леонидом пытали? — спросила Варенька.
— Нет-с, Варвара Алексеевна, господа жандармы были очень учтивы и всего лишь милосердно наложили штраф.
— На
Несмотря на присутствие в коридоре жандармов и еще нескольких агентов в штатском, Фаберовский все равно подпер дверь ложи верным сковородником — так оно надежнее будет.
— А вы давно знакомы с Артемием Ивановичем? — спросила Варенька, когда поляк сел рядом с ней.
— Мне кажется, что всю жизнь. По крайней мере, те счастливые времена, когда его не было рядом, я уже почти забыл. — Поляк поставил на чемодан с кассой бокалы и ведерко с шампанским.
— Непохоже, чтобы вы всю жизнь служили в охране и сидели в пыльных ложах с этими сковородниками. Я вас прежде никогда здесь не видела.
— А я здесь первый раз, — сказал Фаберовский.
Он бесшумно откупорил шампанское и разлил по бокалам.
— Если бы не чрезвычайная ситуация, меня бы сюда не пригласили, — поляк протянул Вареньке бокал. — Вы же сами видели, что сегодня везде творится.
— А что творится? Почему никого из театра не выпускают?
— Государственный переворот творится. В любой момент может вспыхнуть на улицах стрельба. Но я не могу вам всего рассказать. Хоть я и являюсь одним из самых осведомленных людей, но и мне неизвестны все детали происходящего. Давайте лучше выпьем за вас, Варенька. Я не могу быть уверен, что сам доживу хотя бы до завтрашнего дня — за последнюю неделю меня трижды пытались убить, — но мне хотелось бы верить, что какие бы потрясения не случились, они вас не коснутся.
— А вы боитесь умереть?
— А чего я, по-вашему, дверь сковородником запирал?! Конечно, боюсь.
— А вот Соломон мне говорил, что он ничего не боится. А Леонид говорит, что страх побеждается разумом, но лучше не доводить дело до страха, а просто избегать всяких опасностей. Что-то вашего Артемия Ивановича не слыхать больше, — Варенька отставила бокал и положила локти и подбородок на барьер. — Он такой забавный…
— Действительно, — согласился Фаберовский и прислушался.
Из ложи Артемия Ивановича явственно доносился возмущенный и пьяный голос кухмистера:
— Кто же это рыбу в раковинах вместе с пирожными сервирует!
Фаберовский взглянул на сцену. Фантастические декорации изображали дворец Конфетенбурга, где сама фея Драже, принц Коклюш в костюме из золотой парчи и их сладкие подданные — карамель, ячменный сахар, фисташки, птифуры,
— Да вы, папенька, на их рыла посмотрите! — воскликнул кто-то из кухмистерских дочерей. — Это не рыба, это морская свинья!
— Но кто же птифуры на тарелку навалом кладет, как орехи!
— Спит что ли? — вслух спросил Фаберовский. — Дай-то Бог… Варенька, вам еще налить?
— Наливайте. Какое отличное шампанское, никогда такого не пила. Я шампанское вообще один раз только пила, Леонид неделю назад угостил. Я тогда так набралась, что ничего не помню.
Под императорской ложей скрипнула входная дверь и знакомая фигура, покачиваясь, двинулась по проходу к сцене.
— Холера ясная, я думал, он дремлет на диване у себя в аванложе! — воскликнул Фаберовский, хватаясь за бинокль. — Что сейчас будет!
В ложах третьего яруса встретили появление Артемия Ивановича бурными овациями. Хватаясь за оголенные плечи дам и генеральские эполеты, он медленно, но упрямо продвигался к какой-то, одному ему ведомой цели. Сзади, в проходе появился жандарм, который явно не знал, что ему делать. Он подкрадывался к Артемию Ивановичу так, как подкрадываются к сбежавшей курице — растопырив руки в белоснежных перчатках. Дойдя до оркестровой ямы, Артемий Иванович взобрался на барьер и обратился к бухарскому эмиру, приложив руки к груди:
— Ваше восточное сиятельство! Халва-Малва-Халат-Малат-Казанское-Мыло! Артемий Диванович Владимиров приветствует в нашей столице! Вас! Иванович то есть. Извольте и мне звезду за все мои благодеяния! Дадите?
Не утихавшие аплодисменты на третьем ярусе привлекли внимание великих князей, которые решили, что на сцену вышла Кшесинская. С ними появился и приехавший наследник-цесаревич.
— Степан! — возгласил Артемий Иванович, увидев их, и на этот раз ни один сидевший рядом генерал не решился шикнуть. — Они там все в ложе! Ваше Высочество, Владимир Александрович, вы-то мне и нужны! Мы же с вами тогда ночью не договорили! Не помните что ли? Ну, мы вам еще все стекла в карете перебили? Не помните?!
Жандарм, наконец, решился обхватить Артемия Ивановича за ноги и сдернуть с барьера.
— Степан, они схватили меня! — заверещал Артемий Иванович, отчаянно брыкаясь. — Сделай же что-нибудь!
— Варенька, простите меня ради Бога, я сейчас вернусь. — Фаберовский торопливо налил себе и барышне шампанского, залпом выпил бокал и бросился вон из ложи.
В это время в салоне и в фойе великокняжеской ложи творилась суматоха.
— Это они, они! — говорил Владимир Александрович брату, нервно сжимая кулаки. — Ты слышал, он кричал Степану Батюшкову, чтобы тот сделал с нами что-нибудь. Кто-нибудь видел, где находился этот Степан? А где Сеньчуков, он его в лицо знает?