Три льва

Голденков Михаил Анатольевич

— Приятно, что вы, пан Юрий, все тот же! — с улыбкой жал руку подольскому князю Кмитич.

— А вы даже похорошели! — улыбался Володыевский, который, впрочем, явно похудел, а на чисто выбритом лице прибавилось морщин. Однако светло-русые волосы на голове подольского князя даже не тронулись сединой, придавая ему все ту же молодецкую удаль, особенно в сочетании с мальчишеским телосложением.

— Не густо нас, — усмехнулся Кмитич, оглядев пятерку воевод, столпившихся у круглого стола с разложенной на нем картой Подольской Руси. Впрочем, был и шестой — загадочный человек в ярко-красном камзоле и в странной треугольной шляпе, с трудом державшейся на высоком парике. Его всем и представил Собесский.

— Это, паны мои любые, австрийский представитель господин Альберт Герберштейн. Наш союзник.

Союзник, невысокий человек средних лет, снял с огромного парика свою необычную шляпу с сильно загнутыми в форме треугольника полями и милостиво поклонился. Кмитич вспомнил, что похожую треугольную форму придавали своим шляпам виленский инженер Якуб Боноллиус в Смоленске и он сам, Кмитич, на подписании унии со шведами в Вильне. «Похоже, новая мода», — улыбнулся про себя Кмитич, вспоминая Боноллиуса и то, каким модником был этот отважный столичный пан, так много сделавший для восстановления смоленских стен и бастионов. «Эх, и где он сейчас? Один Бог ведает! Хоть бы жив был! Вот кого бы желал повидать кроме Елены», — вздохнул оршанский князь и вновь повернулся к коронному гетману.

— Совет у нас тайный, — объявил тем временем Собесский, — но Австрия крайне заинтересована в нашей победе, панове, и Габсбурги хотят помочь нам. А людишки Дорошенко как тараканы — везде.

— Помочь? — Кмитич усмехнулся, смущенно пригладив рукой рыжеватые усы. — А почему тогда лишь одного пана посла прислали? Может быть, было бы неплохо хоругвь солдат прислать?

— Мы пока не можем, — мило улыбнулось чисто выбритое лицо австрийского представителя, — вы же знаете, какие у нас напряженные отношения с Турцией. Мы их, можно сказать, данники. Нельзя на данном этапе, чтобы турки увидели нашу активность на военном поприще. Они сразу набросятся на наши границы и захватят саму Вену.

— То есть вы предлагаете нам разбить турок, а видя, как они утекают, бежать вместе с нами, бить их в спину и кричать о совместной победе? — подбоченился Кмитич, не обращая внимания на Собесского, метавшего в его сторону страшные взгляды.

— Это мне знакомо! — улыбнулся Кмитич, поворачиваясь к Володыевскому. — Когда мы разбили и прогнали московитов, то премию за победу получали паны польские и литвинские, коих я как-то в бою и не видел рядом ни с собой, ни с Чарневским, ни с Михалом Казимиром или Богуславом. После победы уж столь много победителей нашлось, претендующих на премиальную экономию короля! Вот и сейчас! Где союзники австрийцы? Где польские хоругви? Что-то я сейчас вокруг себя вижу лишь только трех русин и двух литвинских чудаков вместе с собой. Ну и вот тайный австрийский посол с божьей помощью!

— Пан Самуэль! — попытался остановить Кмитича Собесский, но оршанский полковник словно и не замечал гетмана.

— Где хотя бы Великий гетман Михал Пац? — продолжал негодовать Кмитич. — Или все помощники попозже подтянутся, когда пенензы из Варшавы привезут, чтобы платить отличившимся?

Посол стоял, опустив голову. Где-то жужжал залетевший в этот теплый летний день в палатку черный мохнатый шмель. Володыевский усмехался. Лужецкий, заложив руки за спину, кажется, наблюдал лишь за одним шмелем, а Михал хмурил брови под полями своей черной кожаной шляпы с блестящей серебряной пряжкой на высокой тулье. Он полагал, что поведение друга не дипломатично. Но неожиданно Собесский стал заступаться за Кмитича.

— Вы правы, пан полковник. У победы всегда много сестер, а поражение — всегда сирота. Но политика — дело тонкое. Австрия нам, в самом деле, не может сейчас помочь с армией, но ситуацию хочет контролировать, отслеживать, чтобы вовремя оказать эту самую помощь.

— Вовремя для себя или для нас?

— Для нас всех, — ответил за Собесского Герберштейн, — и не надо думать, что мы такие уж нахлебники, пан полковник. Я не так давно ездил в Москву. Прилагал большие усилия, чтобы привлечь на нашу сторону царя. И если честно, то кое-чего достиг на переговорах.

— И чего же? Лапотники уже в пути? — спросил, приподняв брови, Кмитич. Все с любопытством уставились на посла.

— Московия не может пока воевать с Турцией, как, похоже, и не хочет. Но царь обещал и не помогать султану ничем, как бывало ранее, и не мешать нам, то есть вам, литвинам, противостоять султану.

— Значит; царь просто пообещал вообще ничего не делать? Это и есть «кое-что» в перетягивании царя на нашу сторону? Великолепно, пан посол! — иронично усмехнулся Кмитич. — Обещал, значит, царь больше на Речь Посполитую не нападать, ибо рыло и так в крови! Успешная миссия, пан посол, поздравляю! Ну, дзякуй за помощь! — развел по-шутовски Кмитич руки. — И стоило разве ездить так далеко?

Но посол не обиделся. Он почему-то даже улыбнулся.

— Я уже был в Каменце. Привез туда двух наших специалистов по бастионам и артиллерии. И передал старосте Андрею Потоцкому один любопытный документ, что вас весьма заинтересует. Не забудьте спросить его об этом документе.

— Что за документ? — нахмурился Кмитич, не понимая посла.

— Это грамота пана Филона Кмита на Смоленское воеводство и сенаторство. Нашел по дороге в Москву под Чернобылем в заброшенном замке.

Сердце Кмитича екнуло. Замок деда! Австриец там был! Оршанский князь побледнел.

— Где вы, говорите, были?

Герберштейн смущенно улыбнулся, опуская глаза:

— Под Чернобылем, как я уже говорил. По дороге в Московию. Вот, нашел в замке грамоту и прихватил с собой. Знал бы, что вы будете здесь, передал бы вам. Но, памятуя о том, что пан Потоцкий литвинских кровей, отдал ему. Так, я полагал, будет надежней. Ну, а теперь вы же все равно в Каменец едете!

— Дзякуй великий, — Кмитич стоял уже не бледный, а с пурпурным лицом. Ему было жутко стыдно, что его родовой замок, заброшенный и забытый, навещал не он, а какой-то австрийский посол в Московию.

— Вот и славно! Спор закончен! — усмехнулся в усы Собесский. — Все, панове, мы не на ярмарке, и давайте теперь наши дела обсуждать! Так, паны шаноуные, — начал Собесский, обводя всех тяжелым взглядом.

Кмитич вздрогнул. Ему вдруг почудилось, что в образе Яна Собесского всплыл облик покойного Януша Радзивилла. «Вот же чертовщина! — Кмитич прикрыл на мгновение глаза, потер лоб рукой. — А ведь Ян на него сейчас и в самом деле похож. Янушу в день смерти и лет столько же было!»