Три льва
Шрифт:
— Простите, капитан, — смутился Кмитич, — я хотел как лучше…
Этим же утром новоиспеченный «Цмок» вплыл в Мраморное море, чьи берега, преимущественно гористые, где еще с античных времен добывали мрамор, были всегда густо заселены. Туда-сюда шныряли торговые суда. Поэтому Семенович приказал держать ухо востро. И не зря. Вскоре появился легкий парусник, явно турецкая торговая фелюка.
— Все тихо! — приказал Семенович. — Никому не высовываться! Эй, Мустафа! Иди сюда!
Мустафа подбежал к капитану.
— А ну-ка, чернявый, позови их по-турецки! Пригласи на борт! — хитро подмигнул Семенович.
Мустафа, намотав на голову чалму, выпрямился и замахал руками кораблю.
— Эй! Иви гюнляр! — поздоровался эфиоп по-турецки с проплывавшей мимо одномачтовой фелюкой. На ней плыло семь человек турок. Они, заметив одну из своих галер, приблизились к ней, спрашивая, нет ли на пути христианских кораблей. Семенович, прячущийся за мачту, понял вопрос и фыркнул от смеха:
— Вот бы им сейчас и объявить, что корабль и есть христианский!
Кмитич тоже улыбнулся, держа свой пистолет наготове.
Мустафа тем временем отвечал, что никаких христиан тут нет, и ласково зазывал турок в гости на галеру, предложив угощение, то, чего у «пиратов» как раз и не было: кое-какая еда от бывшего экипажа еще оставалась, а вот воды не было совсем — много бочек с водой разлилось во время взрыва и боя, а также кто-то додумался заливать питьевой водой охватившее судно пламя… Ничего не подозревавшие турки, на вид богатые купцы, в парчовых одеждах и белоснежных чалмах, с важным видом перебрались на борт галеры. И вот тут их обступила толпа хохочущих русин.
— Извиняйте, — говорил им по-турецки Семенович, — но мы и есть христиане, а вы теперь наши пленные. Давайте перетаскивайте всю воду и пищу к нам на борт, за что вас никто не тронет. Мы будем вас тоже кормить и поить. Познайте наше истинно русское гостеприимство!..
Среди пленных оказалось четыре еврейских купца, предлагавших за себя десять тысяч скуди выкупа, а также две турчанки.
— Кабет не трогать! — строго приказал капитан. — Под страхом смерти! Потерпите до Италии!
— А ваши деньги нам пока не нужны! — бросил он в сторону еврейских купцов. — В нашем случае деньги — ничто. Нам удача нужна, уважаемые торговцы. А ее не купишь!..
Русины непрерывно работали веслами и безостановочно плыли в течение семи дней по направлению к Калабрии, намереваясь пристать затем к гавани в Чевита-Веккии, порте Ориетской области, чтобы высадиться и, поклонившись святому Риму, оставить галеру в подарок Римскому Папе Клименту Десятому и сухим путем добираться далее до Речи Посполитой с ожидаемой помощью Папы.
— А он поможет, обещаю, — успокаивал всех Кмитич. Оршанский князь знал, что Климентий, этот восьмидесятилетний новый Папа, по словам Михала, был хорошим человеком, поддерживающим Собесского и Вишневецкого в их праведной войне с Турцией. С Папой переписывался и сам Михал.
— Папа нам точно поможет, — утверждал оршанский полковник…
На восьмой день после долгого мягкого хода под ярким солнцем по синему искрящемуся морю галера подошла к скалистому островку. Здесь с борта «Цмока» сняли и похоронили тела двух тяжело раненных в бою с турками и умерших человек: московита Мокшина и донского казака. Земли на островке не было, поэтому тела усопших завалили камнями, соорудив над ними из досок православные кресты. Затем все опустились на колени.
— Капитан, отслужите по этим христианским душам службу, ибо нет среди нас священников, — попросил Кмитич. Капитан кивнул и громко прочитал Отче наш.
— Прими, боже, душу раба твоего московитянина Мокшина и…
— Как казака-то звали? — повернул он голову к склоненному в молитве Черкасу.
— Не ведаю, — глухо ответил тот, — Кишкой просто все кликали.
— И душу раба твоего храброго казака Кишки. Да отпусти им все грехи, ибо в борьбе с нехристями искупили сии сполна! Аминь, — закончил Семенович и как-то странно, режущими движениями осенил себя крестом. Рядом всхлипнул молящийся Мустафа. По фиолетовым щекам молодого эфиопа текли слезы…
— Вы православный? — спросил Кмитич, приближаясь к капитану.
— Был, — почему-то в прошлом времени ответил Семенович.
— Был? — удивленно переспросил Кмитич.
— Так, пан полковник, был, — Семенович как-то снисходительно посмотрел на Кмитича, — я ведь из Полоцка, там и родился. Но когда в последний раз был в храме, не помню, хоть утопи. В море, в океане матросам наплевать, пан Самуэль, кто вы — православный, католик или же протестант. Пусть и магометянин! Здесь, в море, свой бог — Нептун. Наверное, правы те сухопутные обитатели, которые говорят, что люди, переплывшие океан, одержимы дьяволом. Мы все, наверное, чуть-чуть язычники.
— Ну, а как же ваши корабельные священники? — спросил Кмитич.
— Так они у себя в каютах первыми молятся Нептуну, чтобы послал попутный ветер, — усмехнулся Семенович, и оба рассмеялись. Кмитич вспомнил, что точно таким же язычником он был и сам, охотясь в лесу, пропадая там днями и ночами, поклоняясь священному дубу Диву… «Моряки, лесные жители… Мы все очень похожи», — думал при этом Кмитич…
— Мой храм — это море, — продолжал Семенович, — это корабли и флот, которого, увы, у меня тоже нет. Стало быть, безбожник я.
— Море — это хорошо, — негромко отвечал Кмитич, — но пока на суше жизнь не отстроим, о каком флоте может идти речь?
Семенович не ответил…
— Хорошо, что мы выскочили на сей островок не случайно, — перевел тему Семенович, указывая на скалы островка рукой, — поскольку, даже не зная района, я понял, что это и есть те зловещие скалы, о которых ранее лишь слышал. А тут еще и погода ухудшается!
— Да вроде нормальная, — пожал плечами Кмитич.