Три месяца на любовь
Шрифт:
— Каюсь, — выставила перед собой ладошки, — виновата…
— Серьёзно, — изогнула приятельница бровь, — ты увольняешься из школы?
— Пока только написала заявление о том, чтобы меня не комплектовали на следующий год.
— Считай, это одно и тоже.
Неопределённо повела плечом.
— Посмотрим.
Англичанка в душе и по призванию вздохнула и подошла ко мне почти вплотную, после чего взяла и… обняла.
— Светка, мне тебя так будет не хватать.
— Ты сначала из декрета выйди, — закатила я глаза. — А, мать-героиня?
—
Коллега была счастливой обладательницей троих детей и одного строптивого мужа. Я невольно прыснула:
— Мне кажется, что в этом вопросе ты могла бы с ним посоревноваться.
— Могла бы. Но поверь, я бы лучше шесть уроков отвела, чем ещё пару лет в декрете.
Я натянуто улыбнулась, вдруг подумав, что мне тоже, наверное, будет не хватать «шесть уроков подряд», после чего тут же окрестила себя идиоткой.
Ксюшкин телефон пиликнул, она тут же ткнула на сообщение и из динамика разнёсся пронзительный детский вопль и недовольное мужское ворчание:
— Савицкая, клянусь, ещё десять минут — и ты станешь вдовой.
Она закатила глаза, но накинула ремешок своей сумочки на плечо и медленно отступила в сторону выхода:
— Ладно, побежала я спасать благоверного, а то у Кирюхи зубы режутся. А ты не пропадай, заходи в гости.
— Угу, — из вежливости пообещала я, но бывшая Казанцева вдруг зацепилась за эту идею:
— Слушай, точно. А приходи на Первомай к нам! У нас шашлыки будут. Посидим, поболтаем.
— У меня репетиторство.
— Да ладно тебе! Праздник же! Мы в кои-то веки в деревню не уезжаем. Поэтому жду, в семь!
И уже не дожидаясь моего ответа, таки выскочила в коридор, на что я лишь покачала головой.
***
Ксюшкин муж, Паша, был смешным. Не нелепым, не странным, а именно смешным. Мне нравилось наблюдать за их семейными перепалками, видимо, оба испытывали потребность всё время подначивать и подкалывать друг друга, словно говоря: смотри я здесь, а ты со мной? Я смотрела, наслаждалась и… завидовала.
Шашлыки жарили во дворе их частного дома. Паша, одетый в яркую гавайскую рубашку, вальяжно потягивал пиво из стеклянной бутылки, при этом успевая свободной рукой крутить шампуры на мангале, краем глаза приглядывать за трёхлетним сыном, который без устали носился по огороду за большим рыжим котом, и периодически отпускать замечания из серии:
— Илья, не ешь кота, он нам ещё пригодится!
Мы же с экс-Казанцевой сидели в деревянной беседке и вели светские разговоры о… правильно, школе. Есть такое правило, что если в компании собираются больше одного учителя, то вечер неофициально превращается в малый педсовет. На руках у коллеги восседала годовалая Кира, активно размахивающая вязаным зайцем, который то и дело порывался упасть на землю, но опытная мать Ксюша ловила его, даже не глядя. Рядом с ней сидел угрюмый Стёпка одиннадцати лет — приёмный сын Савицких.
— Степанидзе, ну ты чего нос повесил? — не удержалась я и погладила
Он тяжко вздохнул и поднял на меня самый несчастный взгляд в мире:
— Это обязательно? Читать про Киша.
Мы с приятельницей обменялись понимающими улыбками.
— Обязательно, — постаралась я сохранить серьёзность.
— Ну и зачем нам эта х…
— Стёпа! — оборвала его мать предостерегающе. Зная парня, от него можно было ожидать и русский трёхэтажный.
— … рень. Зачем это всё нужно?
— Не хочется читать про эскимосов? — ничуть не обиделась я, игнорируя Ксюшкин извиняющийся вид.
— Вообще ни разу! — воскликнул мальчик. — Это же нечестно. Ну не хочу я читать, а меня заставляют…
— Значит, ты поймёшь Киша.
— Чё это? Его тоже заставляли делать то, чего он не хочет?
— Ну… можно сказать и так. Взрослые не хотели уважать его мнение, и ему пришлось доказывать, что он ничем не хуже их, а в чём-то даже… превосходит.
Стёпка почесал кончик носа, оттягивая необходимость что-то говорить. Посмотрел сначала на мать, потом на меня, обречённо вздохнул и выдал невпопад:
— Папа пообещал, что если я сносно закончу год, то летом мы поедем на рыбалку.
— Та-а-ак, — кивнула я головой. — А Киш тут при чём?
— Ну как же, — выпрямился Стёпа, — если я не прочитаю, вы же мне двойку поставите.
Я задумалась, закусив губу. После чего торжественно пообещала:
— Не поставлю.
— Почему? — с недоверием.
— Потому что литературу нельзя любить из-под палки.
Степанидзе задумался, а Ксюха добавила:
— Уверена, что рыбалке быть, независимо от того, как закончишь год. В конце концов, мы тебя любим не за оценки.
Мальчик сморщился и неожиданно обнял… меня. Так и подмывало спросить: «А я-то тут при чём?», но не стала нарушать трогательность момента. Стёпка подозрительно шмыгнул носом, после чего ускакал в дом.
— И так каждый раз, — покачала головой Савицкая. — То такой кремень, что ничем его не пробить, то сносит на эмоции на ровном месте.
Ну я бы поспорила, что на ровном, правда, вместо этого спросила совсем другое:
— Непросто вам?
— Сейчас уже ничего, а поначалу вообще вилы были. Один орёт, второй такой в режиме Халка — круши-ломай, третья только родилась… И Пашка с чумным взглядом — всё не мог определиться, то ли радоваться, то ли что.
— Но вы справились.
— Справились, — несмело согласилась она, — тьфу-тьфу-тьфу, — и постучала по дереву. — Справляемся, скорее. А тут ты нас бросаешь.
— Ксюш, — прищурила я один глаз. Отчего-то мне подумалась, что этой части разговора удалось избежать. Оказалось, нет. — Не начинай, нет незаменимых…
— Это ты ему скажи, — кивнула она вслед Степану. — На самом деле, как учитель, я тебя понимаю. Мы все однажды перегораем. Я, если бы Пашку не встретила, тоже давно бы сгорела. Но как мать… как мать, я тревожусь. У моего сына классный руководитель решил свинтить!