Три пары
Шрифт:
Он проехал полпути, прежде чем к нему, как пощечина, пришло озарение: если Шэй рассказал ему все важные подробности субботнего вечера, тогда ему не о чем беспокоиться, потому что, по словам Шэя, они все дали свое согласие.
Глава 7
Плод ее воображения
День Евы всегда начинался с того, что она выпутывала своих малышей из пальто и рюкзаков и помогала им все развесить: один из тех жизненных навыков, которые взрослые считали само собой разумеющимися, но пятилетки находили физически и эмоционально утомительными. Через окно модуля, где располагался ее класс, она стала свидетельницей позднего приезда Конора. Она помахала рукой, но, хотя казалось, что он смотрит прямо на нее, Конор не помахал в ответ. Она
Когда ей было пятнадцать, она жила в Литриме с сестрой и родителями и большую часть года провела в убеждении, что только она реальна, а все остальные – плод ее воображения. Ее взаимодействие с людьми, друзьями, учителями, семьей – все это озвучивал голос в ее голове. «Не будь идиоткой. Скучно. Она позади тебя! Ты опоздала. Его нет». Когда Конор посмотрел на нее, но не увидел, она усомнилась в реальности того, что промелькнуло между ними.
За обедом все спрашивали, как она провела выходные за городом. Она сказала, что это стало глотком воздуха, что окруженный вековым лесом с разноцветной листвой дом прекрасен, что они сидели у камина в библиотеке, заставленной книгами. В общем, в описании Евы эти выходные предстали чинными и расслабленными. И, только когда Маргарет, директор школы, стала расспрашивать о подробностях, поскольку сама нуждалась в таком отдыхе, Ева почувствовала, что краснеет. Кто знает, что видела и слышала Давина? Кто знает, что она могла бы рассказать Маргарет за ирландским завтраком? Она солгала: сантехника всю ночь громко шумела, и завтрак был плохим – яйца как пена для матраса. Разочарование Маргарет было скрашено лавиной ценных советов относительно посещения других загородных домов. Ева отступила и наблюдала за остальными, как будто смотрела на экран.
Глава 8
Если Джек в порядке, то и я в порядке
До того как у них с Лиззи появились собственные дети, пока они только встречались, она была восходящей звездой. При поддержке своего агента она полетела в Лос-Анджелес на кастинг пилота одного сериала. Фрэнк не смог поехать с ней, ему нужно было снимать клип. В последний день съемок, перебрав всего подряд, он переспал с актрисой Полой Глисон. У него не было оснований полагать, что кто-то узнает о Поле, и не было желания видеть ее снова, но потом они обнаружили, что она беременна. После нескольких тайных встреч в укромных уголках паба – после слез и уговоров – Пола решила, что пройдет через беременность в одиночестве, и пообещала не упоминать его имя. Взамен Фрэнк обещал помогать по возможности, но он не был готов к отцовству. Пару месяцев спустя он сидел в приемной у стоматолога, листая заштатный таблоид, и прочитал, что Пола объявила о своей беременности, назвав отцом его, кинорежиссера, номинированного на «Оскар». Она была одета в серый атлас, блеск которого подчеркивал ее скромный животик. РОЛЬ ЕЕ ЖИЗНИ!
Медсестра решила, что состояние паники у Фрэнка вызвано страхом зубных врачей. Она проигнорировала его протесты и повела прямо к креслу. Игла вонзилась ему в десны, прежде чем он полностью осознал, что уже слишком поздно и он ничего не сможет сделать, чтобы смягчить ущерб, нанесенный Лиззи. Когда его телефон начал звонить, с одной стороны рта у него капала слюна из-за анестезии, и он не мог произнести ни слова. Он все пытался связаться с Лиззи, но ее друзья этого не позволяли, и ему так и не удалось сказать ничего, кроме «Я люблю тебя» и «Мне очень жаль». Лиззи отомстила ему с Максом Гэнноном, другом Конора. Через шесть месяцев после рождения сына Фрэнка и Полы Лиззи родила Майю и оказалась одна. На какое-то время ее жизнь стала хаосом, а многообещающая карьера была заброшена и загублена.
Джек жил совершенно другой жизнью в Ратгаре с Полой и Томми, своим отчимом. Он учился в школе-интернате, и Фрэнк видел его всего три или четыре раза в год. Фрэнку казалось, что единственной целью этих визитов было дать мальчику возможность посмеяться над ним. Единственные темы, которые интересовали Джека, – какая пицца будет на ужин и во сколько Фрэнк отвезет его домой.
Фрэнк никогда не понимал моды на комнатные растения в форме леденцов. Он рассматривал лавандовые леденцы Полы, когда она открыла дверь. Ее длинные каштановые волосы спадали гладкими волнами, как будто она только что вышла из салона, но карие глаза налились кровью. Она расцеловала его в обе щеки. Об этой ее манере он никогда не мог вовремя вспомнить, и они, как обычно, столкнулись носами.
– Твоя лаванда погибла, – сказал Фрэнк.
– Дожидаясь тебя.
Поле не было интересно слушать его вялые оправдания о том, насколько он был занят.
– Джека сегодня выгоняют: ты должен их остановить. – Она проводила его в гостиную. Его озадачил беспорядок: грязные тарелки и стаканы на мраморном журнальном столике, пятно на светлом ковре. Пола поймала его на том, как он осматривает комнату. – Мне пришлось рассчитать уборщицу. Томми немного… он банкрот. Мы банкроты.
– О Пола. Мне очень жаль.
Она вздохнула. Улыбка повисла и исчезла.
– Все будет хорошо. Он уехал в Индию. Нужно ликвидировать кое-какие инвестиции. Должно хватить, чтобы начать все сначала.
– В Индии?
– Там дела обстоят немного спокойнее. В любом случае, я тебе ничего не говорила. – Она задернула шторы, погрузив комнату в полумрак. – В темноте не так уж и плохо. Если ты не можешь оплатить обучение в школе, а ты по-прежнему не можешь, верно? – Он покачал головой, и она продолжила: – Тогда тебе придется убедить их оставить его, пока Томми не закончит со своими делами. Уверена, они дают поблажки бывшим ученикам.
Фрэнк не имел никакого отношения к этой школе с тех пор, как в последний день закидал туалетной бумагой дерево во дворе.
– Я не могу держать его здесь, Фрэнк. Не могу позволить себе его кормить. – Она сказала это так буднично, что он понял: дела обстоят хуже, чем она говорит. – Не смотри на меня так. Я продержусь. И если с Джеком все будет в порядке, то и со мной все будет в полнейшем порядке.
В последнем письме из школы были изложены планы отправить Джека домой сегодня вечером. Фрэнк пытался убедить ее поехать с ним: лучше выступить единым фронтом, к тому же он был на велосипеде, и ему придется отправиться домой за машиной. Она уже несколько раз бывала в школе и сожгла там все мосты. Вручив ему ключи, она предложила ему поехать на ее машине ради более представительной картинки. Это был кремовый кабриолет «Ауди». Фрэнк не смог отказаться.
Пола помахала ему на прощание из тени входной двери. Он откинулся на спинку кремовой кожи «Ауди» и настроил водительское сиденье. Фрэнк обожал Полу. Возможно, она была единственным человеком в мире, который так доверял ему. «Фрэнк, – сказала она однажды, – ты гений, ты можешь заставить человека сделать почти все что угодно». И он подумал: да, так оно и есть.
Когда он выезжал с подъездной дорожки по красивой дуге, из-под пассажирского сиденья выкатились две пустые винные бутылки и звякнули друг о друга.
Глава 9
Просто в шутку
Беатрис приложила ухо к входной двери Молли и Дермота. Она услышала слабый звонок. У нее был ключ, но она не любила входить без предупреждения, если Молли и Дермот были дома. Когда она открыла дверь и позвала, ответа не последовало – только гул холодильника и стук ставни об открытое окно. Телефон Дермота лежал на кухонной стойке. Она медленно прошла по дому, зовя их по именам, и с облегчением обнаружила, что он пуст. Она уже представила себе Молли и Дермота мертвыми в постели, отравленными угарным газом или, что еще хуже, заключившими какое-то мрачное соглашение. Если бы случилось что-то ужасное, она бы честно выложила это Конору. Он слишком медленно действовал, был слишком пассивным. Всегда ждал кого-то еще. Эта самая пассивность заставила его промолчать в Харвуде. Последовать за толпой. Даже не попытаться остановить ее. Она ощущала жадные руки Фрэнка: всю их банальность и неожиданность собственного желания. Это не то, что ей нужно было знать. Но еще хуже, как она обнаружила, было полное отсутствие у Конора интереса к тому, что произошло между ней и Фрэнком, – и поэтому она не могла ничего спросить о том, что он сам делал той ночью.