Три повести о любви
Шрифт:
Позади остался мостик через ров… Вот и контора… Если лодки уже отошли, но не очень далеко, то их еще можно вернуть… Помахать платком, рукой, чем угодно!.. Сколько здесь всяких построек, преграждавших путь к причалу!.. Деревянные мостки… Пристань… Только бы не ушли!.. Гулко забухали под ногами доски настила….
Боже мой, здесь! Здесь! Здесь!
Первая удача дня! Не доброе ли предзнаменование для него и Маришки?..
Снизу к нему обращены удивленные лица Толи и Алексея Дмитриевича.
—
Рыбаки быстро и многозначительно переглянулись. Всё понимают, всё. Ну и пусть!
— Новое распоряжение! — как можно непринужденнее сказал он.
— Подождите. Сейчас подтяну лодку, — Толя двинулся к носу.
И тут Аркадий увидел вчерашнюю девицу. Она сидела в лодке и озадаченно смотрела на него. Аркадий неожиданно вспомнил: ей поручили собрать материал для основного доклада на слете рыбаков. Значит, остановилась на бригаде Горячева…
— Одну минутку, — сказал он рыбакам и подошел к Розанову: — Если бы вы знали, как я вам благодарен!
— Да, подгадали вовремя, — ответил тот.
— Будете в городе, заходите в редакцию. Я буду рад.
Спустившись в лодку, Аркадий принялся объяснять рыбакам:
— Понимаете, позвонил главный, дал еще один день на сбор материала. Чтобы шире отразить соревнование.
— Я с вами играю! — вдруг воскликнула девица. — Копию материала мне!
— Если устроит — пожалуйста.
— Я надеюсь! — на этот раз ее взгляд был холоден и высокомерен.
Да он отдаст ей все копии мира! Лишь бы наладилось с Маришкой! Лишь бы наладилось!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Казалось, еще мгновение, и сердце у Аркадия разорвется. Он подпер его кулаком, но и это не помогло. Теперь каждый удар ощущался им дважды — сперва там, в груди, а затем здесь, снаружи, — ладонью.
Берег приближался знакомыми очертаниями, которые слегка размыл ранний рассвет.
Один за другим он узнавал примелькавшиеся за вчерашний день силуэты…
Рыбацкий стан с близко подступавшим к нему кухонным навесом…
Бревна, на которых сначала сидел он, а потом Маришка…
Большие камни, между которыми они вчера поднимались к обрыву с крошечной кладбищенской скамеечкой…
Тот самый лесок, где произошла эта дикая и постыдная сцена…
Сверкнули окна стана, позолоченные первыми лучами…
Покачивались у причала тяжелые баркасы…
Тихое и раннее безлюдье…
Надвигалась уже совсем близкая и потому страшная, как нацеленное дуло, неизвестность…
Первым, кого увидел Аркадий, был Горячев. Он вышел на крыльцо, потянулся и спустился по ступенькам. Обернулся, крикнул что-то в зияющую темноту дырявого проема.
Из стана пулей вылетел Миша. За ним вышли Николай
Вчетвером зашагали к берегу — отправлялись на утреннюю подрезку.
Вдруг Миша показал на приближавшиеся лодки. Горячев взглянул и тут же отвернулся.
— Держись, Дмитрич! — сказал Толя. — Сейчас он намылит нам с тобой холку!
— Раз за дело, чего ж, — ответил тот.
— Опять про муху цеце скажет.
— Чего ни скажет, все верно будет. Оно всегда так: спать долго, жить с долгом.
— Тоже мне долг: на полтора часа опоздали!
— Зря заночевали, — вздохнул Алексей Дмитриевич.
— А что это за цеце? — насторожилась девица.
— А что в Африке живет, сонную болезнь вызывает, — насмешливо объяснил Толя.
— Ясно, — многозначительно произнесла та…
К берегу с лаем сбежались собаки — похоже, что так они встречали каждого нового человека.
Моторка с баркасом на две-три минуты опередила рыбаков, спускавшихся к воде, и мягко ткнулась в причал. Толя быстро взобрался на помост и закрепил конец.
За ним вылезли и остальные.
Аркадий неотрывно смотрел на Горячева. Но по его лицу, строгому и озабоченному, трудно было что-нибудь распознать: никаких посторонних эмоций. Лишь один раз, когда Миша что-то сказал и Горячев в ответ неожиданно улыбнулся, Аркадий весь внутренне сжался — в улыбке была какая-то умиротворенность, тихое торжество, добродушная снисходительность.
Только не торопиться с выводами. Через десять-пятнадцать минут все будет ясно.
Правда, уже сейчас чужие знали о Маришке больше, чем он, ее муж. Даже пацан Миша знал больше.
Однако лица рыбаков ничего не выражали.
А Горячев вообще не смотрел на него. То ли нарочно избегал встречаться взглядом, то ли не до гостей было. Впрочем, на девицу с редкими волосами он все же изредка поглядывал — наверно, его интересовало, кто она и что ей угодно.
— Ну что, выспались? — на ходу бросил он.
— Выспишься с тобой, — ответил Толя.
— Еще часок, что ли, дать подремать?
— А что? Мы не откажемся. Как, Дмитрич? — балагурил Толя.
Алексей Дмитриевич отмахнулся от него и сказал Горячеву:
— Ежели бы не туман, пришли бы вовремя.
— Вот как до тебя не было видно, Афоня! — подхватил Толя.
— Ну, ну, уже и туману напустили! — усмехнулся Горячев.
Миша хихикнул, за что тотчас же получил легкий щелчок по затылку от шагавшего позади Николая Ивановича.
Обернувшись, он сердито огрызнулся:
— А драться-то зачем?
Горячев свернул к баркасам, сказал Толе и Алексею Дмитриевичу:
— Пошли!
Проходя мимо Аркадия, спросил:
— Вернулись?