Три повести о любви
Шрифт:
— Кстати, Станислав Иванович, все эти три имени — еврейские по происхождению, — сказал Александр Семенович. — Так что еще неизвестно, кто у кого берет.
— Ясно, — со значением произнес Станислав Иванович.
— Что ясно? — встрепенулся Александр Семенович.
— Ясно, — повторил бывший швейцар…
— Ну что тебе, батя, ясно? Ну что? — переметнулся на край постели Алеша.
— Ну что вы привязались к человеку? — иронически вступился за Станислава Ивановича Ипатов. — У человека в голове
Тот натянул одеяло под самый подбородок.
— Помру скоро, — как бы в пустоту сказал он.
— С чего это вы решили? — сразу переменил тон Ипатов.
— Мамаша-покойница приснилась.
— Ну и что?
— Будто пришла она из Фрунзенского универмага. В руках у нее скороходовская коробка. Говорит мне: я тебе, Стасик, новую обувку купила. А я ей отвечаю: зачем мне обувь, у меня вон сколько ее — носить не переносить? А она мне: а ты посмотри, сынок, может, приглянется. Посмотрел, а там лапти деревенские. Вон оно как. В дорогу зовет…
— Выпишут скоро! — бодрым голосом сказал Алеша.
— Отходил я свое, парень!
— Еще походишь, еще людям нервы попортишь!
— Ну тебя!..
— Такие, как ты, батя, по заказу не умирают. Ох и живучий народец! По тестю сужу.
— Вон какие ноги холодные, — сказал старик, откидывая одеяло.
Алеша потрогал сперва одну ногу, потом вторую.
— А и вправду холодные. Как из холодильника… Врача позвать?
— Ноги укрой, — попросил Станислав Иванович.
Алеша укрыл ему ноги, произнес все тем же лениво-сочувственным голосом:
— Ничего, батя, все там будем!
— Алеша, живо врача! — сказал Ипатов, который испугался нарастающей бледности лица Станислава Ивановича.
— Лечу! — на ходу надевая халат, выскочил из палаты Алеша.
— Сигнализация! — подсказал Александр Семенович.
— Позабыл, черт побери! — Ипатов нажал на кнопку палатной сигнализации.
Через две-три минуты пришел врач. Пощупал пульс, послушал сердце. Велел сделать Станиславу Ивановичу какой-то укол. Вскоре щеки у старика порозовели, и он задышал ровно, глубоко и спокойно. И уснул.
— Доктор, мы перепугались, подумали, что он… — признался Ипатов.
— Не беспокойтесь, — ответил тот. — Он еще нас с вами переживет!
— А я что говорил? — подал голос Алеша. — Он своими холодными ногами еще полсвета обойдет!
— А если дать волю — то и вокруг света! — заметил Александр Семенович.
Врач насторожился:
— Это в каком смысле?
— В каком хотите.
— Н-да, — и, покачав головой, врач дошел до двери. Остановился: — Ну что, Алеша, будем готовиться к выписке?
— Не знаю, как вы, — ответил тот. — А мне чего готовиться? Закрыл рот — и пошел!
— Вот скоро
— Алеша, запиши мой адрес и телефон, — сказал Александр Семенович. — Будет время, звони и приходи!
— И мой тоже запиши! — подхватил Ипатов.
Алеша взял температурный листок и на обратной стороне неуверенным детским почерком записал оба адреса и телефона.
Потом встал, потянулся обеими руками и подошел к Ипатову.
— Померьте мои тапочки!
У Ипатова тапочки были малы и все время спадали с ног. Увы, и Алешины шлепанцы вмещали лишь пол-ипатовской стопы.
— Ну, ничего. Тапочки — за мной! — пообещал Алеша.
Ипатов до глубины души был тронут этой заботой. Алеша вышел из палаты и отсутствовал с добрых полчаса. Вернулся он, уже держа в руках тапочки огромного, сорок пятого или сорок шестого, размера.
— А эти померьте!
Ипатов примерил.
— В самый раз!.. Алеша, ты где их взял?
— Махнул на свои.
— Как махнул?
— Как? Ты мне, я тебе…
— А подробнее?
— Ну, подробнее… Вижу идет один новенький, а на нем вот эти самые тапочки. Прикинул: вроде бы по ноге вам? А морда у новенького так и светится глупостью. Ну, думаю, грех не использовать эту даровую солнечную энергию. Говорю ему: друг, откуда у тебя эти тапочки? Старшая сестра дала. А ты знаешь, кто до тебя их носил? Кто, спрашивает? Да покойник один, говорю. Вон метка, знакомая. Он так и сел: правда? Ну да, с какой бы стати я стал тебя обманывать? Что же делать, а, спрашивает? А я ему: ладно, давай махнемся, меня все равно послезавтра выписывают!.. Ну и махнулись!
— Ну и гусь ты, Алеша! — сказал Ипатов.
— Не гусее других, — ответил тот. — Носите, только на ровном месте не спотыкайтесь!
— Постараюсь!
— А то один соблюдал диету, да попал под трамвай… Ну как?
— Хорошо, — ответил Ипатов, пройдясь по палате. — Спасибо, Алеша.
И тот, поощренный похвалой, тут же пообещал:
— Я вам до выписки еще халат сменю!
Незадолго до обеда в палату с шумом, едва не разбудившим Станислава Ивановича, ворвалась Машка.
— Па! Мама завтра вылетает! Телеграмма! — радостно сообщила она.
У Ипатова почему-то вдруг ослабли, стали ватными ноги, вспотели ладони.
— Дай! — он взял телеграмму, и его взгляд сразу же споткнулся о слова, к которым госпожа продюсер прибегала лишь в крайних случаях, когда, к примеру, в ее отсутствие болели дети: «…чрезвычайно обеспокоена состоянием здоровья отца… второй день не нахожу себе места…» А в заключение коротко и деловито сообщала: «Завтра вылетаю первым рейсом. Ирина». Даже опустила в спешке обычный телеграфный поцелуй.