Три смерти (сборник)
Шрифт:
Так они беседовали. И мирно вспоминали за чашкой чая, как им посчастливилось исполнить «Историческую Миссию».
Но если Медведев рассказывал о своем выстреле дома, то вскоре у Юровского появился другой, куда более опасный соперник. Это и был Петр Ермаков. Бывший верх-исетский комиссар с 1918 года повсюду заявляет: царя убил он.
Юровский начинает свою борьбу за «честь расстрела последнего царя». Возможно, это одна из причин, почему он передал свою «Записку» историку Покровскому. Главный советский историк должен был навсегда оставить в официальной советской истории имя Якова Юровского – цареубийцы.
Между
Именно тогда он сдал оба своих револьвера в Музей Революции – туда, где хранилась История их нового мира.
Но тотчас последовал ответ: в том же, 1927 году Петр Ермаков сдает тоже в местный Музей революции свой «маузер».
Из акта бывшего Свердловского областного Музея революции:
«10 декабря 1927 года приняли у товарища П.З. Ермакова револьвер 161474 системы «маузер», которым, по свидетельству П.З. Ермакова, был расстрелян царь». (ПАСО, ф. 221, оп. 2, д. 842, л. 7.)
И – новый ход Юровского.
Сын чекиста Медведева: «В том же 1927 году Юровский подал в ЦК ВКП(б) идею издать к 10-летию расстрела Романовых сборник документов и воспоминаний участников расстрела. (Он предполагал воспоминания нужных ему участников, то есть Никулина, Стрекотина – тех, кто подтвердил бы его «Историческую Миссию» – тот выстрел в царя. – Э.Р.) Но через члена коллегии ОГПУ Ф. Голощекина был передан устный приказ Сталина: «Ничего не печатать и вообще помалкивать».
Уже тогда, в 1927 году, Сталин начинал свою борьбу с человеческой памятью: гибель Царской Семьи воскрешала множество имен, которые должны были быть навсегда забыты: главный обвинитель на предполагавшемся суде над Романовым Троцкий, председатель Уралсовета троцкист Белобородов (пусть тогда и раскаявшийся) ит. д…
Но, как всегда, было две модели: «для них» и «для нас». Для них – то есть «прогрессивной мировой общественности» – все оставалось по-прежнему: расстрел кровавого деспота – святая месть народной революции. Вот почему, когда в Свердловске в 30-х годах появляется журналист Ричард Холиберден, Петр Ермаков охотно ему рассказывает и о расстреле Романовых, и о том, как он собственноручно застрелил царя. Мы помним (и долго будем помнить!), что тогда без разрешения «соответствующих организаций» встреча с иностранным журналистом была невозможна. Бедный Холиберден поражен откровенностью Ермакова, но лукавый чекист объясняет ее раком горла – так сказать, предсмертная исповедь. Ужо смеялся Петр Захарович, который благополучно здравствовал после того целых 20 лет! А «рак горла» он позаимствовал у одного своего друга по Уралсовету… мы еще поговорим об этом друге…
И до последних дней верх-исетский «товарищ Маузер» неутомимо боролся за первенство. На бесчисленных пионерских кострах июльскими ночами в очередную годовщину Ипатьевской ночи он с энтузиазмом повествовал…
Из письма АЛ. Карелина (Магнитогорск):
«Я имел возможность видеть и слушать одного из «героев», участвовавших в расстреле Царской Семьи – П. Ермакова. Это было в 1934 или в 1935 году в пионерском лагере «Ч.Т.З.» на озере близ Челябинска. Мне тогда было 12–13 лет, моя детская память отлично сохранила все услышанное и увиденное на встрече с Ермаковым у пионерского костра. Его нам представили как героя… Ему дарили цветы. Боже мой, как нас воспитывали патриотизму! Я ведь и впрямь смотрел на Ермакова с такой завистью!.. Свою «лекцию» Ермаков закончил особо торжественными словами: «Я собственноручно расстрелял царя и его семью…». Затем он перечислял всех по имени и отчеству членов Царской Семьи и какого-то придворного дядьку… Ермаков говорил, что основанием для расстрела было личное распоряжение Ленина…».
В тот же вечер у пионерского костра Ермаков рассказал о последних словах Николая…
Написал Ермаков и свои «Воспоминания»… И к тридцатилетию расстрела сдал их в Свердловский партархив.
Я много слышал об ермаковских «Воспоминаниях». Естественно, я их не мог прочесть. Они хранились в спецхране Свердловского партархива. Хотя из читательских писем я уже знал некоторые цитаты из этих «Воспоминаний».
Все это я добросовестно рассказал Гостю. Он только усмехнулся – понял: я не умею слушать. И продолжал:
– Ну что ж, и меня занимала эта борьба за право быть цареубийцей… И вы правы, в 1947 году Ермаков составил «Воспоминания». Но и до этого – при жизни Юровского – он неоднократно писал… – И тут он открыл свой «дипломат» и положил передо мной бумаги.
– Не волнуйтесь и не включайте незаметно магнитофон, тем более что вы не умеете это делать незаметно… Все эти документы я вам оставлю, я их для вас принес. Прочтите сначала первый…
Я начал читать:
«Из краткой автобиографии П.З. Ермакова.
Уральским Исполнительным Комитетом в конце июня 1918 года я был назначен начальником охраны дома особого назначения, где содержался бывший царь Романов и его семья под арестом. 16 июля 1918 года по постановлению Областного Исполнительного Комитета о расстреле бывшего царя Романова я постановление привел в исполнение – сам царь, а также и семья была мною расстреляна. И лично мной самим трупы были сожжены. При захвате белыми Свердловска остатков трупов царя найти не удалось.
3 августа 1932 года».
Он продолжал:
– Как видите, каждое слово в этих нескольких строчках – хвастливый вымысел. Казалось бы, Юровскому было легко открыто, раз и навсегда разоблачить притязания лживого соперника…
Но… с самого начала будто что-то останавливает железного коменданта. Он избегает прямых столкновений с Ермаковым. Вместо этого январским вечером 1934 года он устраивает публичную лекцию для партактива в Ипатьевском доме.
Партактив сидит на стульях Ипатьевского дома (среди них – те два стула, на которых в час убийства сидели Алексей и царица)… Поэт прав – «гвозди бы делать из этих людей».
– …Короче, в лекции Юровский подтверждает свою «Записку». Но что касается притязаний Ермакова, то он как-то очень скромно его урезонивает: «Надо сказать, что отдельные товарищи, как я слышал, стараются рассказывать, что они убили Николая. Может быть, и стреляли, это верно…».
Короче, до самой смерти Юровского Ермаков спокойно излагает свои фантастические бредни. Будто точно знает, что никогда не посмеет Юровский разоблачить его. Будто между ними стоит какое-то обстоятельство, исключающее столкновение друг с другом.