Три страны света
Шрифт:
И он закрыл лицо руками и зарыдал было, но кашель помешал ему.
– Я все-таки считаю долгом своим отдать ей письма, – сказал решительно Граблин.
– Не ходите, прошу вас, не ходите! не отдавайте ей его писем: уж теперь поздно, поздно! – умолял башмачник.
– Конечно, – начал Доможиров. – И что ей теперь в женихе? слава богу, не в бедности…
– Замолчите, замолчите! – отчаянно воскликнул башмачник, зажимая уши.
Он бросился лицом в подушки и стал кашлять.
Граблин ушел. Провожая его, Доможиров рассказал с мельчайшими подробностями все, что знал о Полиньке: как она жила мирно и тихо в их
Несмотря на общие советы не отдавать Полиньке писем Каютина, Граблин решился видеть ее и отправился в дом Бранчевских.
Швейцарская полна была лакеями. При имени девицы Климовой они насмешливо переглянулись, и высокий детина в гороховых штиблетах грубо отвечал:
– Дома нет.
– Когда же она бывает дома?
– А мы почем знаем?
– Да кто же должен знать? – сердито спросил Граблин, и повышение голоса подействовало: лакеи пошептались, и дюжий детина спросил Граблина довольно кротко:
– А как доложить? кто вы такой?
В эту минуту послышался стук подъезжавшего экипажа. Лакеи пришли в волнение; кто бежал вниз, кто в комнаты, кто прятался за двери. Граблин остался один. Два лакея высадили Бранчевскую из кареты и ввели в швейцарскую. Вместе с ней вошла девушка лет двадцати трех, одетая довольно богато и со вкусом. Граблин слегка поклонился. Бранчевская остановилась и, указывая на него головой, обратилась к лакеям:
– Кто это?
Лакеи медлили ответом; молодой человек поклонился еще раз и отвечал:
– Я имею важное дело к девице Климовой. Не ее ли я имею счастье видеть? – прибавил он, кланяясь молодой девушке.
– Кто это? – гордым и строгим голосом спросила ее Бранчевская.
Вся вспыхнув, она молчала.
Бранчевская тревожно смотрела на нее и ждала ответа,
– Я пришел по делу и сам имею удовольствие только в первый раз видеть их. Моя фамилия…
– Ты знаешь его? – повелительно спросила Бранчевская.
– Нет, – тихо отвечала девушка.
– Я… от господина Каютина… – тихо произнес молодой человек.
Радостный крик вырвался из груди молодой девушки, в глазах блеснули слезы.
– Он жив? – едва слышно спросила она.
– Жив… я имею к вам письма.
– О, дайте, дайте мне их! – с восторгом сказала Полинька, кинувшись к молодому человеку.
Бранчевская остановила ее, заметив сухо:
– Если ты знаешь этого молодого человека,
Затем два лакея чуть не внесли ее на лестницу, устланную коврами. Граблин и Полинька последовали за ней.
В зале Бранчевская остановилась и, пытливо поглядев на Граблина, сказала:
– Если вы имеете дело до нее (она указала на Полиньку), то прошу вас говорить. Я надеюсь, что не могу вам помешать?
– Я имею письма…
– Письма? от кого? – быстро спросила Бранчевская.
– От очень близкого им человека, – отвечал Граблин, бросив взгляд на Полиньку, которая, казалось, немного была испугана и нетерпеливо кусала губы.
– Да-с… этих писем я давно ждала… мне нужно! – бормотала она, глядя умоляющими глазами на Граблина, как будто просила его помощи.
Он догадался и сказал:
– Кроме писем, должен я вам сообщить по секрету важное дело.
Бранчевская тревожно поглядела на Полиньку и вышла. Проводив ее глазами, они кинулись друг к другу: он поспешно сунулся в карман, а Полинька протянула к нему руку.
Писем было около дюжины. Почти все, кроме двух, были запечатаны. Полинька стала быстро читать их одно за другим. Лицо ее переменно то улыбалось, то хмурилось.
– Эти письма я нашел в бумагах Василия Матвеича, – сказал Граблин, заметив в лице Полиньки изумление.
Она вдруг покраснела и, с досадой разорвав письмо, сказала взволнованным голосом:
– А, меня обвиняют!
И она продолжала читать.
– Мне не советовали к вам нести их.
– Кто? – язвительно спросила Полинька, продолжая читать…
– Да все… ваши знакомые…
Полинька гордо подняла голову и, посмотрев прямо в лицо молодому человеку, твердым голосом спросила:
– Они, верно, вам много дурного обо мне говорили, не правда ли?
Граблин потупил глаза. Он хотел отвечать, но Полинька продолжала:
– Я все знаю, что обо мне они говорят и думают. Они бросили меня в чужом доме и сами потом пишут ко мне, что знать меня не хотят, уверяют, будто я не хочу их видеть, что я поступаю нечестно, что я… Нет, я не буду вам говорить всего! я только вам скажу одно, что я ничего не понимаю, что делают со мною все; я потеряла голову; отсюда меня не выпускают, а там отрекаются от меня. В доме здесь мне скучно и тяжело; но куда мне итти, когда все мои прежние знакомые отказались от меня?
Полинька пришла в такое волнение, что руки ее дрожали; она не могла продолжать говорить. Оправившись, она распечатала последнее письмо и, пробежав несколько строк, в отчаянии опустилась на стул.
– И он тоже! – сказала она с негодованием.
Потом опять стала читать, и негодование все сильней выражалось в ее лице.
Окончив письмо, она разорвала его на мелкие клочки и далеко бросила от себя, отвернулась от молодого человека и тихо заплакала.
– Вы напрасно оскорбились: он, вероятно, не знал, что вы не получаете его писем, – сказал Граблин.
– Он не знал? – с досадой повторила Полинька. – А отчего же я, не получая его писем, не писала ему, чтоб он бросил мое кольцо, которое я ему дала? что я не желаю, чтоб оно было отдано другой? что я не буду ему мешать и постараюсь забыть его? Отчего я его не упрекала, что я скучаю, что он, может быть, загубил мою жизнь, мою молодость? Нет, я ничего и никого знать не хочу! они все против меня! Боже мой!