Три страны света
Шрифт:
– Как хотите, господа, а я посижу здесь, – сказал, наконец, Тульчинов.
И, сняв с себя непромокаемый пальто, он бросил его на траву, лег лицом к небу и, прищуривая глаза, с наслаждением глядел на облака. Остальная компания последовала его примеру. Только юноша в лакированных башмаках не находил себе места, потому что его туалет был слишком изящен и легок, чтоб лечь на траву.
– Как мы все глупы, господа, – начал Тульчинов, глядя в небо, – живем в душном городе, вечно в комнатах!
– Нельзя ли меня исключить! – перебил с досадой юноша в лакированных башмаках, с ужасом
– Почему тебя исключить? – ты тоже городской житель, – сказал Тульчинов.
– Потому что я желаю остаться им навсегда и не сожалею, что встаю так поздно.
– Юноша сорвал полевой цветок, вдел его в петлю своего сюртука и начал любоваться им.
Тульчинов привстал: казалось, он хотел спорить, но, увидав, что все внимание его противника поглощено эффектом бутоньерки, лег по-прежнему и сказал:
– Мы во многом виноваты: наши физические болезни все от нас же происходят, а затем и душевные.
– Давно ли вы сделали это открытие? – заметил молодой мужчина, сухой и бледный.
– Сейчас, – весело отвечал Тульчинов. – Я в городе часто бываю сердит: мне то не нравится, другое: поеду за город – и все забываю: природа меня мирит с людьми, с их низостями, с их…
– Мне кажется, природа вас озлобляет, потому что я в первый раз слышу от вас, что люди низки, – перебил его худой и бледный молодой человек и закашлялся очень подозрительно.
– Поверьте мне, я люблю людей и готов пожертвовать для их блага своей жизнью.
– Может быть, вам жизнь надоела? Мы всегда то отдаем другим, что нам не нравится или никуда не годится.
– Совсем нет! – возразил Тульчинов.
Но бледный молодой человек с жаром перебил его, продолжая начатую мысль:
– Почему, если вы имеете нужду, вам прежде всего предлагают дружбу, сожаление, а не деньги?
– Не горячитесь; я знаю очень хорошо людей, понимаю их эгоизм, но я, я очень люблю жизнь в эту минуту.
И Тульчинов с наслаждением осмотрелся кругом.
– Надо уметь пользоваться ею, а жизнь очень хороша, – прибавил он.
– Да, она хороша, но не для всех. Например, завтра вместо этой травы я увижу зеленое сукно, вместо этого леса – кучу перьев, вместо воды – чернила! Теперь я взобрался по мягкой траве на гору; завтра я должен буду взойти в четвертый этаж, чтоб просидеть в душной комнате несколько часов. Нет, я не так скоро мирюсь с жизнью и прощаю ей.
Молодой человек покончил речь сильным кашлем, и от волнения на его бледных и впалых щеках выступил багровый румянец.
Несколько голосов восстали против него, а некоторые за него.
– Вот откуда вытекают наши страдания; из злопамятности! Я так все простил и все забыл, – сказал торжественно Тульчинов.
– Очень понятно; сравните меня с собою: кто поверит, что вы гораздо старше меня?
– Что ж! вы больны, а я здоров: ваши страдания вас состарили прежде времени.
– Ведь и вы страдали? – язвительно спросил бледный молодой человек.
– Да, но я их вынес; вы слабее меня; вы…
– Нет-с, извините, тут есть другая причина. Вы страдали из прихоти!
Все засмеялись; особенно заливался юноша в
– Как из прихоти? – спросил удивленный Тульчинов.
– А вот как: вы страдали, лежа на диване и куря дорогую сигару, а я страдал, умирая с голоду и холоду. Вы, господа, имеете об этом чувстве, которое называют страданием, очень приятное понятие…
И бледный молодой человек обвел насмешливым взглядом всю компанию и продолжал:
– Вам есть хочется? у вас аппетит? – вы радуетесь, потому что вас ожидают тонко приготовленные блюда. Я же, я до сих пор без страха не могу чувствовать голод: мне все кажется, вот я опять перечувствую унижение, злобу на свое бессилие, как в былое время, когда над головой моей пируют гости, а я, я думаю, где взять обед… Вы живете с людьми по вашему вкусу, а я жил с теми, с кем столкнет необходимость. Вы не знали отказа своим прихотям, а я разучился их иметь. Ну, а остальные чувства я делю поровну.
– Какие же? какие? – спросило несколько голосов разом.
– Обманутая любовь, дружба…
Тульчинов задумался и глубокомысленно сказал:
– Да! человек не может существовать без пищи.
– Следовательно, нам пора итти удить рыбу, а то мы останемся без обеда, – сказал юноша в лакированных башмаках, радостно засмеявшись своей остроте и вскочивши на ноги. – Господа, вперед… Marchons! {Пойдем. (Ред.)}
И он промурлыкал что-то нараспев по-французски. Все поднялись; один только бледный молодой человек продолжал сидеть, погруженный в задумчивость.
– Что же ты? – спросил Тульчинов.
– Идите, я здесь посижу, – отвечал он.
– Ну, как хочешь.
И Тульчинов поспешил догнать своих товарищей.
Оставшись один, молодой человек долго кашлял; у него показалась горлом кровь. Он скорчил отчаянную гримасу и презрительно улыбнулся вслед весело удалявшейся компании. С час просидел он на одном месте, устремив глаза на кончики своих сапогов. Его не занимали ни птицы, распевавшие и летавшие вокруг его головы, ни стрекоза, скакавшая и трелившая, ни травы, ни цветы; все жило и цвело вокруг него, а он думал о смерти!
Вдали послышался рожок. Тощее стадо, уныло побрякивая колокольчиками, с мычаньем взобралось на гору и медленно подвигалось вперед, пощипывая траву. Рожок смолк; позади стада показался пастух, мальчик лет семи. Длинные белые прямые волосы закрывали его миниатюрное лицо с белыми бровями и ресницами. Костюм его вызвал улыбку у молодого человека. На пастухе сверх толстой рубашки красовался шотландской материи жилет с человека таких размеров, что пройма руки приходилась мальчику по колено, а карманы болтались почти у ног, босых и грязных. Позади него шла беловатого цвета небольшая собака, столько же худая, как и ребенок. Пастух рвал цветы, хлопал бичом и что-то мурлыкал себе под нос. При виде человека он выронил цветы и, вытаращив на него глаза, остолбенел. Понемногу радостная улыбка озарила его лицо, серые глаза оживились; захлопав белыми ресницами, он кинулся бежать и спрятался за небольшой куст. Собака начала было лаять на молодого человека, но пастух прикрикнул на нее.