Три влечения Клавдии Шульженко
Шрифт:
– Только не в день рождения! Я уже давно заметила, что 24 марта на меня обязательно нападет какая-нибудь напасть – то трахеит, то грипп, то другая гадость. Мне тут недавно объяснили: оказывается, человек за неделю, за две до дня рождения попадает в астральную дыру. Отсюда и слабость, недомогания, болезни. То же самое и после знаменательного дня. Так что март исключается. Самое лучшее в апреле.
– Но Колонный зал нынче режимное предприятие, – напомнил я. – Там проходят закрытые вечера. Вот только у радио есть, по-моему, три или
– Зал я возьму на себя, – сказала Клавдия Ивановна. – А вот программу мы составим с вами. Подумайте, какие вещи стоит в нее включить. Только не берите все известное. С Гришей Пардсолем я же пою несколько новых и очень неплохих песен. Может быть, возьмем их?
Через два дня она позвонила:
– Ну, как наша программа? Вытанцовывается?
– Пока еще нет, – растерялся я от неожиданно скорого звонка, – но уже начинаю думать.
Клавдия Ивановна рассмеялась и весело заключила:
– Думайте, думайте, дорогой мой. И не забывайте, что дни за днями катятся. Оглянуться не успеешь, как концерт катит в глаза!..
И в скором времени мы сидели в гостиной Шульженко и подробно обсуждали каждую «позицию» предложенного мною списка. В конце концов остановились на двадцати песнях.
– Маловато для двух отделений, – вздохнула Клавдия Ивановна. – Тем более что метражных среди них кот наплакал, а если каждая по две-три минуты, концерт будет куцым. Двадцать пять я не потяну… А может быть, устроить так, как было в Ленинграде?..
Четыре года назад, в январе 72-го, мы приехали туда. Предстояло четыре сольных концерта в Ленинградском концертном зале, что у Финляндского вокзала. Знакомый город встретил морозами, казавшимися еще суровее оттого, что январь был малоснежным.
Накануне концерта днем Шульженко, укутав горло шарфом, придерживая его для надежности рукой, едет на репетицию. Из гостиницы «Октябрьская» по Литейному, мимо Дома офицеров, навсегда оставшегося для нее Домом Красной Армии, по бульвару Чернышевского, через мост – на площадь Ленина. Каждый дом, каждая улица – знакомы. Изредка Клавдия Ивановна бросает короткие замечания, но видно, что занята она другим.
Сегодня первая и последняя перед началом гастролей репетиция в зале – надо проверить свет, опробовать микрофон и радиоаппаратуру. Вместе с Шульженко ее аккомпаниатор – блестящий пианист Давид Ашкенази, с которым когда-то в 40-х годах она работала непродолжительное время, и вот три года назад их сотрудничество возобновилось.
– Как звучит голос? – спрашивает Клавдия Ивановна. – Я вас очень прошу, – обращается она ко мне, – пересядьте в двадцатый ряд и послушайте оттуда.
Долго беседует с радистом.
– Не увлекайтесь усилением звука, – просит она, – микрофон должен почти не ощущаться. И с реверберацией, пожалуйста, поосторожней: она придает голосу воздушность, взмывает его высоко в небеса, а во многих песнях голос должен звучать очень близко, как в небольшой комнате – без эха многосводчатых залов.
Идет работа. Назвать ее технической не берусь – техника и творчество тут сливаются воедино.
Шульженко поет всю программу, примеряясь к новой сценической площадке.
– Нет, нет, – просит она, – здесь не надо синего света. В «Письме к матери» он должен быть нежно-голубым и чуть зеленым. Если можно, дайте еще два бледно-розовых луча – они должны напомнить весенний сад.
Репетиция продолжается около четырех часов – почти вдвое больше, чем концерт, но пока не проверены все детали, Шульженко не уходит со сцены.
А вечером следующего дня – премьера.
Билеты на все концерты распроданы еще две недели назад – как нам сказали, в тот же день, как появились афиши. Интерес к концерту огромный: уже три года не было сольных концертов Шульженко в городе. Приезжала она в Ленинград нередко, но встречи эти были кратковременными: она пела с эстрадно-симфоническим оркестром Всесоюзного радио в двух концертах звуковой антологии советской песни, где вновь прозвучали «Тачанка» Листова и «Прощальная комсомольская» братьев Покрасс, приняла участие в торжествах, посвященных 25-летию снятия блокады с города-героя.
И вот новая встреча. Шульженко заметно волнуется. Сегодняшний вечер для нее своеобразный экзамен. За последний год она перенесла воспаление легких и грипп. Нелегко было подготовить новую программу и возвратиться к сольным концертам. Гримируясь и прислушиваясь к пронзительным звонкам («Какой? Неужели уже второй?»), Шульженко признается: «Сегодня я чувствую себя игроком, идущим ва-банк или поставившим на «зеро», – все или ничего!»
Зал переполнен. Те, кому не удалось достать места в партере, сумели получить входные билеты и теперь стоят у боковых колонн, за парапетами бельэтажа. Вот уж буквально яблоку упасть негде!
Но первым на сцену предстояло выйти мне. Прежде чем согласиться на эти гастроли, Клавдия Ивановна попросила:
– Вы писали обо мне, не раз рассказывали по радио, я слышала, как вы ведете киновечера, не согласитесь ли предварять мои ленинградские выступления? Честно скажу, мне сольник одной не вытянуть: здоровье не позволяет. А песен пятнадцать спеть я смогу. И если вы в начале концерта поговорите обо мне, то песен пять для первого отделения хватит. Во втором – я спою еще десяток, и будет вполне достаточно.
Перед самым концертом она напоминает:
– Минут 15–20. Не меньше! – И добавляет с улыбкой: – И не больше тоже!
Появление актрисы зрители встречают таким взрывом оваций, что Шульженко долго не может начать. Смущенная, стоит она, приветливо кивая, шепча: «Спасибо, спасибо», ждет, когда стихнут аплодисменты. И объявляет:
– Композитор Анатолий Лепин, стихи Феликса Лаубе – «Подъезд».
Первая песня знакома слушателям. Затем идет новая – «Сколько мне лет?» К. Акимова – К. Филипповой. Песня-биография.