Три влечения. Любовь: вчера, сегодня и завтра

Рюриков Юрий Борисович

Сейчас, когда у нас все больше знаний, мы все больше понимаем их малость. Впрочем, то, что мы знаем, – мы знаем, и что касается любви, то ее основы так же могут быть постигнуты, как и другие чувства человека.

Но при этом не стоит, конечно, оперировать канонами и рецептами, не стоит смешивать и подгонять друг под друга абстрактные основы и живой частный случай – во всей его особенности, неповторимости.

Как говорил герой чеховского рассказа «О любви», «то объяснение, которое, казалось бы, годится для одного случая, уже не годится для десяти других,

и самое лучшее, по-моему, – это объяснить каждый случай в отдельности…». Этим и занимается тысячи лет искусство – один из главных наших учителей любви.

Что касается логического постижения любви, то и тут не так уж неправ Чехов: «До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что „тайна сия велика есть“».

Конечно, среди того, что сказали о любви поэты, писатели, философы, очень много ценных и «неоспоримых» истин. Но немало там и неполных, и полуверных истин, и истин полуиллюзорных, и оспоримых, и истин, которые были истинами только для своего времени…

Любовь – самое загадочное из чувств, и недаром, наверно, символом ее выбрана луна – с ее переменчивостью, с ее постоянным убыванием и прибыванием – и с ее обратной стороной, скрытой от нашего взгляда.

Скрытая сторона любви понемногу уменьшается, люди все ближе подходят к ее глубинным тайнам. Но мир любви неисчерпаем, потому что каждый человек любит по-своему и каждая любовь, хотя и похожа на остальные, но все-таки непохожа на них. И если верно, что любовь – сфинкс, то многие ее загадки еще ждут своих Эдипов.

Говорят, что раны у победителей заживают быстрее, чем у побежденных. Говорят также, что солдаты и влюбленные не болеют. Может быть, происходит это потому, что организм влюбленного работает с невиданной силой, и энергия влюбленного куда сильнее, чем у обычного человека? Может быть, любовь действует здесь как вдохновение, она мобилизует дремлющие силы человека, пробуждает их, резко вводит в действие?

В идеале человек, видимо, всегда должен быть такой, как в любви, ни грана его энергии не должно дремать, цепенеть в сонном состоянии. Влюбленность – это естественное, нормальное состояние человека, и человек без любви – это человек ненормальный. И наверно, прав был Роллан, когда он писал, что человек без любви – не вполне человек, что он неполноценен и физически, и эмоционально, и умственно. И наверно, так же прав был Блок, когда он говорил: «Только влюбленный имеет право на звание человека».

Ученые считают, что нормальная, естественная долгота человеческой жизни в два раза больше, чем сегодня. То же самое можно сказать и о любви. Любовь сейчас намного короче, чем она может быть, ей мешают жизненные тяготы, которые приглушают ее силу, укорачивают ее век. В благоприятном будущем время любви станет, видимо, длительней, и влюбленность может по-настоящему сделаться естественным состоянием человека.

И если это случится, тогда, наверно, люди и поймут до глубин, что это за чувство, какие силы приводят его в действие, почему оно так глубоко меняет человека. Тогда они и поймут, наверно, всю силу любви, всю ее человечность. Потому что идеал человека, настоящий человек – это homo amans – человек любящий.

Игорь Виноградов

Послесловие

Юрий Борисович Рюриков был моим другом. Более полувека – еще со студенческих университетских времен. И я с радостью согласился написать послесловие к переизданию его знаменитой книги.

А книга эта действительно знаменита. Впервые увидевшая свет в 1967 году, она сразу стала событием. «Три влечения» читали все. Брали у счастливых обладателей, записывались в очередь в библиотеках.

Как объяснить современному человеку, чем эта книга так будоражила читателей того времени – особенно молодежь?

Боюсь, что «владелец пятого айфона» поймет меня с трудом. Ведь в полной мере понять и прочувствовать чудо оттепельных откровений способен лишь тот, кто изрядно претерпел от мороза. А поколение, которое называют сегодня «шестидесятниками», как раз и вышло из тех времен, когда живые чувства вымораживались целенаправленно и неуклонно. Рожденные и воспитанные в условиях удушливой казенной морали, напичканные идеологическими клише, первые читатели Рюрикова привыкли натыкаться лишь на лицемерие и шаблон, когда речь заходила о живом, личном и больном.

И вдруг эта книга!

Дело даже не в том, что нравственно и физически поколения советской молодежи формировались в стране, где, как совершенно справедливо ляпнула позже какая-то наша соотечественница, «секса не было». И не в том даже, что в важнейших вопросах интимной жизни лучшие из тогдашних юношей и девушек были абсолютно чисты и абсолютно невежественны, и эта чистота, и это невежество порой очень больно били по их семейной жизни, у кого-то рождая комплексы неполноценности, в ком-то оборачиваясь раздражительностью и агрессией, а кого-то бросая во все новые и новые «романы»… Дело даже не в этом. Хотя и в этом тоже.

Оглядываясь назад, я понимаю, что книга Рюрикова была актуальна и важна тогда не только и не столько как уникальный в нашей жизни и в той нашей стране труд по феноменологии, психологии и физиологии любви.

Она была как глоток свежего воздуха. Потому что в ней говорилось о свободе. Да и она сама была фактом свободы. Я еще раз повторю – поскольку это важно – современные нам тогдашние молодые люди в массе своей были чисты и невежественны. А еще они были романтичны и честны. И эта честность требовала свободы, потому что они верили в человека, верили в истину.

Таким же чистым идеалистом был и Юрий Рюриков. В своей книге он писал:

«Может быть… любовь – это не только любовь, а еще и свобода, и истина, и красота, и добро, и справедливость? И когда человек любит, он не только любит – он обретает какую-то свободу, добывает какую-то красоту, творит какое-то добро, постигает какую-то истину. Может быть, невидимыми нитями любовь связана со всеми этими благами, вмещает их в себе и сама входит в них?»

Так думали тогда лучшие из шестидесятников.