Три Закона роботехники
Шрифт:
– Да. Поскольку робот в основном занят исправлением грамматических и стилистических ошибок, а английский язык – это область, в которой я являюсь специалистом, то было логично поручить проверку работы машины мне.
– Прекрасно. Так вот, среди материалов, с которыми вы ознакомились, было ли хоть одно задание, с которым бы робот справился не вполне удовлетворительно? Вот эти материалы они фигурируют в деле в качестве вещественных доказательств. Можете ли вы указать хотя бы на один неудовлетворительный пример?
– Видите ли…
– Я задал вам простой вопрос.
Филолог нахмурился.
– Ошибок не было.
– Здесь передо мной образцы работ, выполненных роботом за четырнадцать месяцев его деятельности в Северо-восточном университете. Не будете ли вы так добры ознакомиться с ними и указать хотя бы одну незначительную ошибку?
– Ну, знаете, – выпалил профессор, – когда он в конце концов ошибся, так это была всем ошибкам ошибка.
– Отвечайте на мой вопрос, – загремел защитник, – и только на него. Можете ли вы отыскать хотя бы одну ошибку в этих материалах?
Харт внимательно просмотрел каждый лист.
– Здесь все в порядке.
– Если исключить вопрос, ради которого мы собрались, знаете ли вы хотя бы об одной ошибке, допущенной роботом И-Зэт-27?
– Если исключить вопрос, рассматриваемый судом, не знаю.
Защитник прокашлялся, словно отмечая конец абзаца, и задал новый вопрос:
– Вернемся к голосованию. Вы сказали, что большинство собравшихся голосовало за аренду. Как распределились голоса?
– Насколько я помню, тринадцать против одного.
– Тринадцать против одного! Не кажется ли вам, что это чуть больше, чем простое большинство?
– Нет, сэр, не кажется, – весь педантизм декана Харта вырвался при этом вопросе наружу. – Слово “большинство” в английском языке означает “больше половины”. Тринадцать из четырнадцати – это большинство, и ничего больше.
– Я бы сказал, практически единогласно.
– И тем не менее всего лишь большинство.
Защитник изменил направление атаки.
– И кто же был единственным несогласным?
Декану Харту стало заметно не по себе.
– Профессор Саймон Нинхеймер.
Защитник разыграл изумление.
– Профессор Нинхеймер? Заведующий кафедрой социологии?
– Да, сэр.
– Сам истец?
– Да, сэр.
Защитник поджал губы.
– Иными словами, вдруг обнаружилось, что человек, требующий с моего клиента, “Ю.С.Роботс энд мекэникл мэн инкорпорэйтед”, возмещения ущерба в размере 750 000 долларов, и был тем единственным, кто с самого начала возражал против использования робота – вопреки почти единодушному мнению всего административного совета.
– Он голосовал против – это его право.
– Кстати, когда вы описывали то заседание, вы ни словом не обмолвились о профессоре Нинхеймере. Он что-нибудь говорил?
– Кажется, он выступал.
– Только кажется?
– Он высказал свое мнение.
– Против аренды робота?
– Да.
– В резкой форме?
– Он был просто вне себя, – ответил Харт после небольшой паузы.
В голосе защитника появились вкрадчивые нотки.
– Вы давно знакомы с профессором Нинхеймером, декан Харт?
– Лет двенадцать.
– И хорошо его знаете?
– Думаю, что да.
– Не кажется ли вам, что это было в его характере – затаить злобу против робота, тем более что результаты голосования…
Теперь уже обвинитель заглушил конец вопроса возмущенными и негодующими возгласами. Защитник заявил, что у него больше нет вопросов к свидетелю, и судья Шейн объявил перерыв на обед.
Робертсон угрюмо жевал свой бутерброд. Конечно, три четверти миллиона корпорацию не разорят, но проигрыш этого дела не сулит ничего хорошего. Неблагоприятная реакция общественного мнения могла в конечном итоге дорого обойтись фирме.
– С чего это им понадобилось так обсасывать вопрос о том, как Изи попал в университет? – раздраженно спросил он. – Что они собираются этим выгадать?
– Видите ли, мистер Робертсон, – спокойно ответил адвокат, – судебное разбирательство напоминает шахматную партию. Выигрывает тот, кто умеет оценить ситуацию на большее число ходов вперед, и наш приятель за столом обвинения отнюдь не новичок в этой игре. Продемонстрировать ущерб для них не составляет труда. Главное, чего они добиваются, – предугадать нашу линию, защиты. Они рассчитывают – надо полагать, что мы будем пытаться доказать при помощи Законов Роботехники невозможность совершения роботом подобного поступка.
– Ну что ж, – сказал Робертсон, – так и надо действовать. Безукоризненный довод – комар носу не подточит.
– Безукоризненный довод для специалиста по Роботехнике. Судье он может не показаться столь убедительным. Обвинение подготовило почву для доказательства того факта, что И-Зэт-27 – не совсем обычный робот. Он – первый робот данного типа, выпущенный на рынок, экспериментальная модель, которой необходимо было пройти испытания, и Университет оказался идеальным местом для проведения таких испытаний. В свете тех усилий, которые предпринял доктор Лэннинг, и готовности фирмы сдать робота в аренду за ничтожную плату этот довод прозвучит весьма убедительно. Затем обвинение будет настаивать, что испытания показали непригодность модели. Теперь вам ясен сокровенный смысл всего происходящего?
– Но ведь И-Зэт-27 – превосходная работоспособная модель, – не унимался Робертсон. – Не забывайте, что он двадцать седьмой в своей серии.
– Вот это уж совсем скверно, – мрачно отозвался защитник. – А почему не пошли первые двадцать шесть? Очевидно, что-то с ними было неладно. С таким же успехом и в двадцать седьмом могли оказаться дефекты.
– В первых двадцати шести моделях не было никаких дефектов – просто их позитронный мозг был еще слишком примитивен для подобной работы. Мы только приступали к созданию достаточно сложного позитронного мозга и продвигались к цели почти вслепую, методом проб и ошибок. Но Трем законам подчиняется любой мозг! Ни один робот – как бы несовершенен он ни был – не в состоянии нарушить Три закона.