Три жизни Иосифа Димова
Шрифт:
Я удобно устроился под тентом, набил трубку табаком и закурил. Некогда бедуины, кочуя среди песков, покуривали из чубуков, но нынче не те времена, чубука не найдешь днем с огнем, да это было бы и несолидно. Шоссе, ведущее в пустыню, сначала вилось среди садов и мотелей, потом кетоновое покрытие сменилось асфальтом, и дорога черной стрелой устремилась на юг. Там, где начиналась прямая как стрела дорога, была установлена надпись на трех языках – русском, французском и английском, гласившая, что вы въезжаете в зону заповедника „Сахара”, охватывающего пространство в сто квадратных километров, и что в пределах заповедника любой вид охоты категорически воспрещен. Наш „корабль” промчался мимо надписи, оглашая окрестность певучим звоном. По обе стороны дороги лежали обширные пространства мелкого желтого песка. В одном месте виднелся песчаный холм, там тоже была надпись, она уведомляла,
Не успел я докурить свою трубку, как „корабль пустыни” остановился в центре заповедника. Здесь высился гигантский баобаб, сверкали на солнце витрины десятка сувенирных киосков, небольшой ресторан с уютными террасами так и зазывал путешественников посидеть в тени за глотком холодного виски. В раскаленном воздухе носились запахи омлетов, крепких коньяков, ароматного табака. На чудовищно толстом стволе баобаба висела никелированная табличка с надписью на французском языке, которая гласила, что этот баобаб изготовлен из пластмассы на между народ ном химическом комбинате в Триполи, дальше следовал год выпуска. За киосками сувениров лениво, равнодушно вытягивали шеи облезшие, шелудивые одногорбые верблюды.
Я предложил водителю „корабля” посидеть в прохладе ресторана и попросил официанта принести две порции виски. От виски шофер наотрез отказался, объяснив, что пить ему запрещено, тогда я заказал ему стакан апельсинового сока, а виски придвинул к себе.
– Этот заповедник – просто недоразумение! – сказал я и, одним духом осушив рюмку, добавил: – Что такое сто квадратных километров? Для заповедника и десяти тысяч мало!
– Что вы говорите! – воскликнул водитель. – И за это спасибо! Трипольский КМ Магнус хотел свести размеры заповедника до десяти квадратных километров – ни больше ни меньше! Местное триполитанское начальство заявило, что Магнус прав: мол, сыпучий песок мертв, если же его облагородить, дать ему воду, он будет давать плоды, а плоды служат источником питания или содержат витамины… Тогда вмешалось международное объединение туризма, оно направило протест во Всемирный Совет, потребовало отмены решения триполитанского Магнуса и увеличения площади заповедника до тысячи квадратных километров. Всемирный Совет ответил,, что Магнус рассуждает правильно, он руководствуется мыслью о реальной пользе. Мол, от сыпучих песков людям совершенно никакого толку. Пляжи другое дело – там песок служит человеку. Но чтобы не обидеть объединение туризма, члены совета махнули рукой и распорядились увеличить площадь заповедника до ста квадратных километров. А вы говорите – десять тысяч!
– А почему это ваш Магнус так дрожит над каждой пядью земли? – спросил я.
– Потому что ему нужно найти место для десятка заводов и пятнадцати садово-огородных массивов, – ответил мой собеседник и ни к селу, ни к городу брякнул: – Чтоб ему пусто было с заводами и массивами! Насовали на каждом шагу – носу не высунешь из дома!
Кончив эту тираду, бедняга побледнел. Он чересчур распустил язык и испугался.
– Не бойся! – промолвил я печально. – Я не побегу доносить на тебя вашему КМ Магнусу!Водитель закурил и смущенно, как бы оправдываясь, объяснил:
– Я уже раз погорел в Копенгагене. Если провинюсь вторично, проклятый ящик зашлет меня к черту на кулички – на дно моря или в рудники Антарктиды. Региональные советы редко возражают кибернетическим машинам. Наоборот, я бы мог привести пример, как региональный совет усубил наказание, которому подверг моего приятеля Магнус, а не стоит портить настроение!
– Не беспокойся, все будет в порядке, – сказал я и задумался.
Мы воротились в „сердце пустыни” задолго до обеда, и я прошел в биллиардную. Там я застал еще двух любителей биллиарда и за какие-нибудь полчаса вогнал в лузу больше шаров, чем у себя дома за полгода. Один из игроков был канадец, а другой – американец из Сан-Франциско. Американец с виду был человек замкнутый, душевно ленивый и безразличный, канадец же, наоборот, производил впечатление своей живостью, он горячился по пустякам, говорил громко, непрерывно жестикулируя.
Кончив игру мы вышли на крытую веранду, улеглись в шезлонги и с удовольствием подставили лица свежему ветерку, потягивавшему с востока. Ветерок доносил запах цветущих апельсинных и лимонных рощ.
– Фред, – обратился я к американцу, – как вы очутились здесь, на этой земле, есть ли у вас семья, что вы думаете о будущем? – Мне пришло в голову провести своего рода небольшую анкету, вопросы были хорошо продуманы.
– Я-то? – спросил Фред и помолчал. – За каким дьяволом вам этой нужно? И что я могу вам сказать?.. Я очутился здесь по воле нашего местного бюро трудовых рессурсов, которое подчинено всемирному бюро. Всемирное бюро, скажем, дает наказ: „Нужна тысяча человек для строитель ства порта в Новой Каледонии”. Наше бюро говорит: „Есть!” и дает задание своему КМ Магнусу подобрать контингент рабочих и специалистов. Магнус подбирает. О, он знает, где их взять! Да это вовсе не так трудно. Нашего брата повсюду пруд пруди!… Дошла очередь и до меня. Я инженер-строитель. В Детройте у меня жена, мы живем порознь уже три года. Она осталась в Детройте, на заводе электронных машин, а меня КМ Магнус отправил в Сан-Франциско- там велись работы по расширению порта. С этой задачей мы справились, а теперь нас посылают в Полинезию, где сооружаются новые порты. Вот и все! И зачем мне думать о будущем? Это дело Бюро трудовых ресурсов и Магнуса. Я инженер-строитель, и мне безразлично, в каком уголке нашей планеты находится площадка, на которой я буду работать. Все люди – братья, еды везде предостаточно, одежды – тоже. И в женщинах нехватки не будет, если ты молод и не прочь приволокнуться!
– А дети у вас есть? – спросил я.- Два сына, – ответил Фред. – Оба совершеннолетние. Один до прошлого года работал в Нью-Йорке, а другой – на шахтах Амазонии. А потом я потерял их след, и если вы меня спросите, где они сейчас и что делают, то, право, ничего определенного я вам не скажу. Они мне давно не писали, но думаю, что как-нибудь отзовутся. Я говорю „как-нибудь” потому, что мои сыновья не большие охотники писать письма, я не старался привить им этот навык. Мне всегда казалось, что письма, под каким углом их не рассматривай – пустая трата времени, гораздо полезнее поработать ли поспать – сон укрепляет организм! – чем корпеть над письмами. Работой мы приносим пользу обществу, сон полезен для здоровья, а письма… Тех, кто ведет переписку, мне хочется сравнить с двигателями, работающими вхолостую.
– А что скажете о себе вы? – спросил я канадца.
– Меня тоже направили на работу в Полинезию по решению Магнуса. Буду строить порт на острове Фиджи. Но раз уж нам суждено было встретиться, а вы, я знаю, ученый с мировым именем и пользуетесь большим авторитетом в высоких международных инстанциях, то я хотел бы доверить вам одну тайну и попросить о содействии. Я уже сказал, что меня направляют на остров Фиджи. Меня это радует: ведь я специалист по строительству портов, а столько лет трубил на картонажной фабрике в Торонто начальником цеха. Честь и слава вашим машинам, гражданин Димов, за то, что откопали меня в дебрях картонажного производства и внесли мою фамилию в картотеку Магнуса! С одной стороны, вроде бы счастье мне улыбнулось, а с другой стороны, над моей головой собираются тучи. Вот сижу я сейчас в сердце Африки, куда должен съехаться весь контингент строителей, которых направляют в Полинезию, и думаю, как мне вернуться обратно в Торонто, хотя я вовсе не прочь попасть в Полинезию – руки чешутся поработать на стройке!
– Я бы за такой душевный разлад штрафовал! – пробурчал Фред. – Что за допотопная неврастения! Страстно хотеть чего-то, а когда оно тебе плывет в руки, – открещиваться!
– Фред, я, по-моему, разговариваю с гражданином Димовым. Прошу не встревать! – Глаза у канадца потемнели от гнева. – Тебя ведь никто не спрашивает!
– Терпеть не могу таких штучек! – буркнул Фред, пожав плечами.
Я поспешил вмешаться.
– А почему же все-таки вы не хотите ехать на Фиджи? – спросил я канадца.
– О, гражданин Димов! – воскликнул канадец и развел руками. – Хочу, как не хотеть! Дело в том, что сейчас мне нельзя. Я не должен удаляться от Торонто больше, чем на две тысячи километров. И я вам объясню почему. Надеюсь, что вы, как главный конструктор, войдете…
– Никакой я не главный конструктор! – Я терпеть не мог, когда меня титуловали, от слова „главный” меня просто мутило.-… войдете в мое положение и замолвите словечко перед бюро трудовых ресурсов, чтобы меня послали на работу если не в Торонто, то куда-нибудь на Юкон или, скажем, на реку Стюарт. Пусть только не заставляют ехать на остров Фиджи! У меня, гражданин главный конструктор, жена беременна на восьмом месяце, и мой отъезд в далекие тропики – сами подумайте, где Торонто, а где – остров Фиджи! – может привести к нежелательным последствиям. Она, например, может, впав в тревогу, преждевременно родить!