Тридевять земель
Шрифт:
— Простите? – Артём думал о своём – размышлял о прозвучавшей фразе «косвенная связь произошедшего с нечистью». Какая уж там косвенная – прямее некуда. Но раньше башня в лесу, возвышение в подземном лабиринте и остальное были просто легендами – пусть и не для всех. А сейчас подтвердилось, что это – реальность. Логичный вопрос: отчего под башней находится портал? Почему неактивен – перестал излучать, как только военные раскопали его? Кто и когда построил башню, почему её не было видно со спутников? Терминаторы летают на высоте около стадии – четверти километра – над поверхностью планеты. Трудно было бы не заметить такое сооружение! И тем не менее – не замечали. Как такое возможно?
— Они уже нашли то возвышение в лабиринте, помните? Мы с братом стояли там, стали дросселями. Военные нашли лабиринт, и всё там сломали. А вчера нашли башню, в которую вошла Мари – правда, башня сама разрушилась, её не ломали, если я правильно поняла. Теперь они найдут остальные такие места, и все уничтожат.
— Они – военные?
Лилия кивнула.
— Дроссели всегда на стороне людей. Не было случая, чтобы дроссель помогал нечисти. А вы показали, что можете вести за собой нечисть, и что она вас слушается, даже «оператору» вы сумели помешать, как-то сбить его с толку. Понимаете? Я уверена, кто-нибудь очень скоро подумает так: а что, если в следующий раз сэр Ортем приведёт нечисть, и прикажет ей сожрать людей?
— А что сами думаете?
— Я думаю, что вы так не сделаете. Пока вы человек, не сделаете. Но я же слышу, о чём люди шепчутся. От вас весь Рим в восторге, но я видела, что некоторые вас боятся. По-настоящему.
— Умеете озадачить, – Артём взял Лилию, сидящую рядом на скамейке, за руку. – Что ж, надо чаще бывать среди людей. Больше общаться с ними.
Лилия кивнула, долго молчала, глядя перед собой – на людей, прогуливающихся по парку.
— Глория возвращается сегодня, – сказала Лилия, наконец. – Сказала, что может договориться о вашем концерте. Что-нибудь для молодёжи, для танцев – вы же знаете подходящие песни или просто музыку?
Артём кивнул.
— Замечательно! Хоть немного мирной жизни.
— Если все такие места уничтожить, – Артём посмотрел в глаза Лилии, – дросселей, возможно, больше не будет. Вы об этом подумали?
Лилия кивнула.
— Может, я поторопилась. Может, не всё уничтожат – оставят некоторые, начнут изучать. Ведь никто не смотрел, как человек становится дросселем. Нас ведь в школе учат, что это – защитная реакция, что люди случайно выработали эту способность, чтобы выжить. А теперь выходит, что всё не так.
— Всё может быть не так.
Лилия рассмеялась.
— Вы говорите как сэр Марцелл Катон. Они никогда ничего не утверждает, если нет уверенности на двести процентов. Да, всё верно, может быть не так. Всё, хватит о грустном! Сейчас ещё один урок с Вероникой – и пойдём учить те песни, которые вы споёте сегодня. Да? Вы согласны?
– - -
— Что это за девушка? – полюбопытствовала Валери Обэр, когда Мари Фурье, после занятий на Арене, вернулась домой. Уже начала привыкать к ежедневному осмотру у доктора Ливси. Ещё немного, и это начнёт мне нравиться, подумала Мари мрачно. Сама ведь привыкала: если что-то неизбежно и действует на нервы, сделай так, чтобы не замечать – или научись получать от этого удовольствие. Вот и научилась, похоже.
— Катрин Муар? – Мари присела на диван и с удовольствием выпила стакан прохладной минералки. – Одна из новых дросселей. Меня просили присмотреть за ней, следить за обучением. Доктор сейчас её изучает. У неё почти что моя история – только она в подземелья ходила, с друзьями. Говорит, что друзья со вчерашнего дня, как они все вернулись, не дают о себе знать. Беспокоится.
Валери и Марселина переглянулись.
— Кто-нибудь занимается этим делом? Её друзьями?
— Не спрашивала. Сейчас спрошу, – Мари прижала ладонь к уху. – Сэр Марцелл? Да, верно. Я хотела спросить: кто-нибудь занимается друзьями Катрин Муар? Она говорит, что они не дают о себе знать второй день. Что? Да, конечно, подожду.
Валери и Марселина снова переглянулись.
— Да, рядом со мной только люди с допуском. Угадали. Да, поняла, сейчас переключу, – Мари сделала знак Валери и Марселине – ждите вызова – и через несколько секунд в общий теперь разговор вступили и они.
— Так точно, сэр Марцелл, – кивнула Валери. – Да, сейчас же начнём. Вас поняла, доклад каждые двадцать четыре часа, или по наличию новых сведений.
Совещание завершилось.
— То есть теперь мы ищем её друзей, – подвела итог Мари. – Что ж, может быть, ещё не поздно. Что-то у меня нехорошее предчувствие. Военные исследуют то самое подземелье, о котором рассказала Катрин.
— Думаете, если там есть похожее сооружение, оно может разрушиться? – спросила Валери о том, о чём последние несколько минут думали и остальные. Мари кивнула.
— Теперь они знают, что искать. Те сооружения, из двух кругов, излучают во всех девяти диапазонах связи нечисти. Я даже не знаю, чем всё это может кончиться. Могу чем-нибудь помочь?
— Если хотите. Для начала мы обследуем всё зондами, людей отправим, только если будут зацепки. Наши люди в Париже уже отправились к родственникам её друзей. Хотите вместе с нами изучить окрестности того подземелья?
— Разумеется, – Мари поднялась на ноги. – Переоденусь только. Через пять минут вернусь.
– - -
Было очень странно общаться с Вероникой Корвус – девушкой двадцати восьми биологических лет, сознание которой застыло на восьмом году жизни. Артём и сам бы не поверил, что говорит с той же смой девушкой, которая сутки назад перепугалась, увидев их в своей «клетке», и не могла в буквальном смысле слова звука издать – то жуткое заикание не так-то просто забыть.
Сутки с небольшим спустя Вероника – для психологического возраста – вела себя и общалась очень, очень охотно, подолгу и со всеми, кого замечала. Группа специалистов, половину которых срочно вызвали из других городов, проверила состояние Вероники – и подтвердили первоначальные выводы лечащего врача Бедлама: по неизвестным пока причинам у Вероники уже не проявлялось никакой «фильтрации» при общении с другими людьми – того, что не позволяло ей воспринимать окружающих как людей. Понятно, почему она выбрала хорошо знакомый ей день и воспоминания о приюте, где и жила, в безопасной гавани. Непонятно, каким образом сознание и психика в целом не получили непоправимого урона. Во всяком случае, пока что патологий не отмечалось.
Договорились, что ближайшие несколько дней Лилия будет оставаться поблизости; Артёма Вероника не то что бы пугалась – держалась с некоторой опаской, хотя в его присутствии процессы восстановления работоспособности её мозга по-прежнему шли активнее.
— Рассказывала мне, что интересного было утром. С ней иногда удавалось общаться записками, – пояснила Лилия. – Так она считает, что я оставляла все записки. Её попросили вести дневник. Она и вела его. Двадцать лет дневников, и в каждой записи подробности одного и того же дня. Но всегда с небольшими различиями – она иногда выдумывала что-то ещё. Ужас!