Триггеры

Сойер Роберт Джеймс

Чёрт! Она ударила в переднюю машину, и её подушка безопасности сработала. Она погрузилась в неё и снова услышала металлический скрежет и звук разбиваемого стекла и, приглушённые подушкой, людские крики.

На несколько секунд она растерялась, затем подушка сдулась, и она увидела на ней похожее на гвоздику кровавое пятно. Она подняла руку — та была в крови; она посмотрела вниз и увидела, что кровь капает на брючный костюм.

Никки заглушила машину, затем откинула козырёк и заглянула в зеркальце на обратной его стороне. Слава Богу, нос у неё, похоже, не был сломан, но определённо

кровоточил.

Спина болела, но не сильно. Её ветровое стекло треснуло в тысяче мест, так что сквозь него почти ничего не было видно. Она посмотрела в зеркало заднего вида — и обнаружила лишь штырь, на котором оно крепилось; само зеркало, должно быть, оторвало при ударе.

Рукавом она вытерла кровь с носа; ей, однако, нужно было что-то, чтобы остановить кровотечение, а её сумка, похоже, тоже куда-то улетела.

Никки выглянула в боковое окно. Ещё одна разбитая машина стояла практически впритык — этим путём выбраться не удастся.Поэтому она расстегнула ремень безопасности и полезла на пассажирское сиденье. Перелезая через коробку передач, она заметила свою сумку далеко позади, на полке под задним стеклом. Добравшись до пассажирского сиденья, она попыталась открыть дверь. Она не поддавалась, и Никки испугалась, что её тоже повредило в столкновении, но…

Но нет, дверь не заклинило; она просто была заперта. Она никогда не пользовалась этой дверью, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы отыскать запор — кровь дождём капала на обивку сиденья.

Дверь открылась. Она выбралась наружу, в потёмки раннего вечера, и осмотрела повреждения своей машины. Капот смялся в гармошку. У неё достало соображения озаботиться возможностью взрыва бензобака; она нагнулась — от чего поясницу пронзило кинжалами боли — и заглянула под днище посмотреть, не течёт ли бензин. В темноте было сложно сказать, но вроде бы ничего не текло.

А затем она обозрела всю сцену целиком. Прямо перед ней все три полосы были заблокированы разбитыми машинами, которые развернуло поперёк движения. Асфальт поблёскивал в свете уличных фонарей, продолжал падать мелкий снег. Она добрела до ограждения с правой стороны и влезла на него, чтобы лучше видеть.

Ещё одна повреждённая машина и разбитый пикап перекрывали движение перед тремя машинами, что она уже видела. Некоторые из их водителей, как и она, уже выбрались наружу. Она посмотрела назад: машины забили дорогу, насколько хватало глаз. Раздавались гудки, через которые пробивался другой звук: кто-то кричал «Помогите! Помогите!»

Источник звука был где-то справа: в дальней от неё из трёх машин, перегородивших дорогу. Она двинулась туда посмотреть, что происходит, и…

Чёрт! Ноги едва не выскользнули из-под неё, и она ощутила всплеск боли; дорога была скользкой ото льда. Она устояла, схватившись за одну из разбитых машин. Её водитель уже тоже был снаружи, но лишь оцепенело стоял, прислонившись к передней решётке; его лицо было в крови. Она направилась к машине, из которой раздавались крики — и, подойдя ближе, увидела, что всё ветровое стекло разбилось и вывалилось, а передняя часть машины смята ещё больше, чем у её собственной. Она подошла к машине с правой стороны. Внутри было двое

людей: мужчина-водитель и женщина-пассажирка, оба белые, оба возрастом за сорок.

— Как вы? — спросила Никки.

— Ноги, — крикнула женщина. — Ноги зажало!

Никки выгнула шею, чтобы заглянуть внутрь; машину сдавило так, что бардачок едва не упёрся женщине в грудь; её из машины было не достать.

— И мой муж, — умоляющим голосом сказала женщина. — Мой муж!

К другой стороне машины можно было подойти лишь, перебравшись через багажник, который остался более-менее целым. Никки так и сделала и подошла к передней двери со стороны водителя.

— Она заперта! — крикнула Никки. Она потянулась через то место, где было ветровое стекло, а застрявшая женщина вытянулась, как только могла, пытаясь достать до кнопки разблокировки дверей; ей это удалось первой, и двери со звуком, напоминающим выстрел, разблокировались.

Ники открыла искорёженную дверь — понадобились все её силы, чтобы распахнуть её, так измята она была. Рулевая колонка выгнулась вниз. Мужчину-водителя бросило вперёд, и он напоролся шеей на верхнюю часть рулевого колеса; машина то ли была слишком старой для подушки безопасности на стороне водителя, то ли она не сработала.

Мужчина находился на открытом воздухе дольше, чем Никки, к тому же на нём не было зимней одежды; Никки видела, что его парка расстелена на заднем сиденье. Однако же, подумала она, сейчас не настолько холодно; он не мог успеть посинеть от холода, и…

И он посинел не от холода, а от нехватки кислорода! Она не хотела его двигать — у него вполне могла быть повреждена шея, но если он не дышит, то любое другое ранение перестанет что-либо значить через несколько минут. Она как смогла, руками зафиксировала его голову и шею, и осторожно отклонила его туловище назад, к спинке сиденья.

Горло у него было вдавлено внутрь прямо под нижней челюстью.

Никки выпрямилась и огляделась; вокруг ничего не изменилось. Скорая попросту не сможет до них добраться.

— Помогите! — закричала она. Она видела восемь или девять человек, в разном состоянии выбравшихся из своих машин; некоторые окровавлены, двое просто лежат на асфальте. — Этому человеку нужна помощь! Среди вас есть доктор?

Несколько человек обернулись к ней. Один мужчина крикнул «Нет», а женщина добавила «Если найдёте, скажите мне!»

Никки глубоко вдохнула, потом выдохнула; было достаточно холодно, чтобы видеть и собственное дыхание, и дыхание застрявшей на пассажирском сидение женщины — однако ничего подобного не было заметно у мужчины-водителя.

Она сама была на грани паники. Господи, что же делать? Что делать? Она потёрла ладони друг о друга, пытаясь согреть. Потом она поднесла их ко рту и подышала на них, и рассмотрела, что они все в крови.

И тут в голове возникла мысль: этому человеку требуется неотложная трахеоcтомия, причём немедленно. Нет, не так — cito!

И… да, да, да, Эрик знал, как её делать, и она теперь знает тоже.

Но ему — ей! — нужен скальпель, или хотя бы что-нибудь по-настоящему острое.