Трилогия об Игоре Корсакове

Николаев Андрей Евгеньевич

— Какие шутки, Миша, — Корсаков развел руками, — выпили, закусили. Все как у людей. Помнишь песню: выпил с участковым и гляжу — лето…

— Ты хоть знаешь, что содержимое этой бутылки сравнимо по цене вот с этой тачкой? — банкир похлопал ладонью по сиденью.

— Да ты что? — Игорь закурил, — спасибо что сказал.

— Леня, наш друг — сумасшедший, — заявил банкир, обернувшись к Шестоперову.

— Есть немного, — подтвердил тот, — но разве быть сумасшедшим зазорно?

— Ты тоже псих, — отмахнулся от него банкир.

Он поднес бутылку

к носу, принюхался, затем опрокинул ее и, вылив на ладонь оставшиеся капли, слизнул их и почмокал, закрыв глаза.

— М-м… возможно, весьма возможно, — пробормотал он, — хотя, честно говоря, напитки такой давности мне пробовать не доводилось. Ладно, сколько ты хочешь и какое количество можешь предложить?

— Пять бутылок, — ответил Игорь.

— Хм… — Михаил Максимович вытащил чековую книжку, — я выпишу чек, обналичить сможешь, когда я проведу анализ содержимого.

— Миша, только не надо ловчить, — вступил в разговор Леня, — я знаю, сколько может стоить такой коньяк. Пустая бутылка тысяча восемьсот второго года на аукционе в Лондоне при мне ушла за триста фунтов.

— Чек на предъявителя, — уточнил Корсаков.

— А ты доверчив, Игорь, — прищурившись, заметил Михаил Максимович, — так верить людям…

Корсаков пожал плечами.

— Я не людям верю, я верю в судьбу. Ее не обманешь. К тому же, откуда ты знаешь, что у меня эти бутылки последние? Обманешь — остальные я сдам кому-нибудь еще.

— Какой обман, мы же деловые люди, — пробормотал банкир, привычно заполняя чек.

— Кстати, могу взять свой процент бутылкой, — сообщил, глядя в пространство, Шестоперов.

— Я тебе лучше этот «мерс» отдам. Шучу, шучу, — Михаил Максимович похлопал по колену насторожившего уши Шестоперова, — сейчас проедем в офис, получишь наличными. Вот, Игорь, держи, — он протянул Корсакову чек.

— Надеюсь, не на твой банк?

— Не бойся, на «Credite Suisse».

Корсаков спрятал чек во внутренний карман куртки и передал банкиру остальные бутылки. Михаил Максимович придирчиво осмотрел каждую и загрузил их в бар, предварительно вытащив стоявший там виски.

— Обмоем? — предложил он, заметно повеселев.

— Коньячком? — спросил Шестоперов.

— Леня, шутки у тебя дурацкие, — поморщился Михаил Максимович, разливая виски по бокалам.

— Может подругу твою позовем? Простудится еще, — предложил Игорь.

— Пусть остынет немного. А то забывать стала, кто в доме хозяин. Сам знаешь — баба чуть слабину почувствует, сразу пытается на голову сесть.

Чокнулись, выпили. Михаил Максимович достал коробку сигар, предложил угощаться. Леня с удовольствием взял «корону», отгрыз кончик. Корсаков отказался.

— Ты хоть знаешь, Игорь, что это за напиток? — благодушно вопросил банкир, раскуривая сигару.

— Мне без разницы.

— О-о… ты не прав, Игорь. Как ты не прав! Помимо того, что он старинный есть и еще немало тонкостей в коньяке конца восемнадцатого века. Начать с того, что в тысяча восемьсот семьдесят первом году все виноградники в Европе уничтожила

эпидемия филоксеры. До этого коньяк производили двойной перегонкой сухого вина из винограда «фоль бланш», а после эпидемии виноградники восстановили, привившись лозой из Техаса. С тех пор коньяк делают из винограда «уин блан» выращенного исключительно в регионе Коньяк. Я имею в виду настоящий французский коньяк, который один имеет право так называться. Все остальное — контрфактная продукция, как теперь говорят. Кстати, дерево для бочек произрастает исключительно в тех местах. Ричард Хенесси обеспечил и себя и своих потомков, предпочтя военной службе производство этого нектара.

— По мне, так все равно, какого года коньяк, — пожал плечами Корсаков, — лишь бы похмелья не было.

— Эх, мужики, — расчувствовался Михаил Максимович, — должно же быть что-то святое в жизни!

— Ну, если у тебя теперь святости прибавится — буду только рад, — буркнул Игорь, — ладно, мне пора, — он допил виски, — пустую бутылку возьмешь?

— С удовольствием, — банкир отсчитал пять сотенных бумажек с портретом заморского президента.

— Не пропадай, Игорек, — сказал Шестоперов, пожимая Корсакову руку,.

— Постараюсь, — кивнул тот.

— Дорогая, ты не присоединишься к нам, — спросил Михаил Максимович, приоткрывая дверцу.

Посиневшая дама, процокав каблучками по асфальту, впорхнула в салон.

— Я тебе этого никогда не прощу, — зубы ее выбивали дробь.

— Да что ты, никогда-никогда? А пешком до дома не хочешь прогуляться? — услышал Корсаков, прежде, чем захлопнулась дверца.

«Мерседес» и джип ушли по направлению к храму Василия Блаженного, а он, подняв воротник куртки, побрел по пустынной набережной в сторону Арбата.

Глава 6

Еще возле «Праги» он понял — что-то случилось. Напротив Староконюшенного переулка стояли две пожарные машины, суетились расчеты, разматывая брезентовые рукава. В переулок не пускали — оцепление из неизвестных Корсакову милиционеров заворачивало всех назад. Собственно и заворачивать особо было некого за ранним часом. Так, собрались случайные прохожие-полуночники, два-три бомжа и охрана магазинов вышла посмотреть в чем дело.

— А если я там живу? — спросил Игорь.

— Никто там не живет, — сообщил ему сержант, — там выселенный дом горит.

Корсаков прошел вперед до Калошина переулка и дворами пробрался к своему дому. Возле арки стояла еще одна пожарная машина, во двор тянулись шланги. Оцепления здесь не было и Игорь беспрепятственно вошел во двор.

Дом полыхал. Пламя с гудением рвалось из узких окон. Двое пожарных, с трудом удерживая брандспойт, направляли струю воды как раз на окно квартиры, где жил Игорь. Пламя исчезало на мгновение, сбитое тугой струей, чтобы тут же выметнутся из другого окна. Под окнами, задрав растрепанные головы, стояли бомжи-соседи. Игорь подошел к ним. Жар заставил закрыть лицо рукой.