Тринадцатая реальность
Шрифт:
– Алексей, к тебе пришли, – из-за двери позвала мама.
– Сейчас узнаю, кому я нужен, – сказал я сидевшей за пианино Вере и вышел из нашей музыкальной комнаты.
Пришедших, а точнее приехавших на «форде», было трое: незнакомый мне мужчина лет пятидесяти с приятным лицом и два рядовых нашей охраны.
– Возьмите и распишитесь, – сказал мне мужчина, отдавая пакет и раскрытую тетрадь.
– Подождите, – ответил я, – сейчас хоть посмотрю, за что расписываюсь.
Во вскрытом пакете лежали бумаги с цветными гербовыми разводами и иероглифами. Присмотревшись,
– Писем не передавали? – спросил я, ставя роспись в его тетради.
– Есть письма, – ответил он. – Сейчас вам отдам. А это аппарат звукозаписи. Для вас гораздо удобнее будет магнитный, поэтому его и передали. Если нужно, записи потом нетрудно перенести на пластинки. Всего хорошего!
Они забрались в свой форд и уехали, а я взял в одну руку бумаги, а в другую – тяжеленный чемодан с эбонитовой ручкой и зашел в дом.
– Что это у тебя? – спросил встретивший меня в коридоре отец.
– Это наши деньги, – ответил я, отдавая ему пакет, – а это письмо от Катерины. Вряд ли нас будут водить за нос, но ты все-таки проверь, она его писала или нет. А с остальным буду сейчас разбираться.
– Почта, – сказал я жене, заходя в бывший кабинет. – Это от отца, а это от брата.
– Наконец-то! – воскликнула она, взяв у меня конверты. – Не могли ответить раньше. А что это за чемодан?
– Судя по словам того, кто мне его вручил, это магнитофон. Интересно, что в нем, если он такой неподъемный?
Я положил аппарат на столик, открыл замок и откинул крышку. Оказалось, что это на самом деле чемодан, а магнитофон был гораздо меньше. Остальное место занимали бобины с лентой. В отдельном кармашке лежали квадратный микрофон со шнуром и книга с описанием. Прежде чем заняться самим аппаратом, я внимательно прочитал инструкцию и посмотрел электрические схемы, которые были вшиты в самом конце. К моему удивлению, магнитофон оказался вполне приличным: судя по схеме, в нем даже было высокочастотное подмагничивание. Лента была бумажная с красноватым магнитным покрытием. Я установил одну бобину, включил магнитофон и, следуя инструкции, записал свой голос. Получилось довольно похоже. Вряд ли бобины хватит больше чем на пару песен, но для нас их не пожалели, положили целый десяток. Лишь бы она не рвалась.
– Что пишут родные? – спросил я у почему-то притихшей жены.
– У них все в порядке, – ответила она. – Только непонятно как-то написано.
– Можно почитать? – спросил я и прочитал письмо от Николая Дмитриевича.
Несомненно, писал он, но я сразу понял, что ее смутило. В одном письме было столько нежных слов, сколько он вряд ли говорил дочери за год. Им запретили писать о наших похоронах, они и не писали, но письма были пропитаны нежностью и любовью.
– Все нормально, – сказал я, возвращая ей письмо. – Просто соскучились. Нам сегодня вернули документы по японским вкладам и выполнили остальные мои условия, а это значит конец свободе!
– Ты же все эти дни понемногу печатал, – сказала жена.
– Этого хватит на пару дней, а потом нужно опять стучать одним пальцем. Но теперь у нас есть магнитофон и можно записать нашу первую разученную песню.
Первой нашей песней была песня «Ах, если б жить» из репертуара Киркорова, которую мы пели в два голоса. Получилось здорово, но в записи, конечно, будет уже не то.
– Хорошо, – сказала Вера, мечтательно глядя в потолок. – Песню разучили, и ее уже можно записать, письма такие получила, как будто побывала дома... Если бы еще ты не приставал со своей борьбой, было бы совсем хорошо!
– Слишком хорошо – тоже нехорошо, – сказал я. – Счастья не должно быть слишком много, иначе его никто не оценит, а поэтому бросаем музыку и идем заниматься борьбой! Где наши кимоно?
Борьбой пока назывался комплекс упражнений, который я разработал для своей благоверной. Мышц у нее не было совсем, а с растяжками было немного получше. Я поставил историческую задачу – за пару месяцев привести ее тело в порядок.
– Куда такое годится? – вопрошал я, задрав ей блузку. – Посмотри на себя в зеркало. Замечательная фигурка, на которую не отреагирует только покойник, но где мышцы? Живот плоский только пока не поешь, а потом вываливается брюшко! И на боках уже начало что-то нарастать, и это не мышцы, а жир. Ешь ты не намного меньше меня и при этом совсем не двигаешься. Всю работу по дому делают другие, а ты только весь день валяешься в кровати или где-нибудь сидишь. Знаешь, во что ты превратишься через десять лет, если не умрешь от родов?
– Это почему я должна от них умирать? – вскинулась она.
– Потому что дохлая! – припечатал я. – Хорошо развитое тело – это в первую очередь здоровье! К тому же борьба и в жизни не помешает, особенно та, которую я тебе дам. Сильная и умелая женщина и трех мужиков завалит, если у них нет ничего, кроме силы.
Насчет трех я немного загнул, но сам как-то видел, как одна невысокая, но накачанная, девушка отметелила двух приставших к ней немного подвыпивших парней. Мне доставило удовольствие смотреть на то, что она с ними вытворяла.
Жена вздохнула, закрыла крышку инструмента и пошла переодеваться. Занимались мы два раза в день минут по сорок. Закончив, я переоделся, положил в папку половину отпечатанных впрок листов и пошел отдавать их Фролову.
– Здорово! – обрадовался он, забирая у меня работу. – Закончилась забастовка? Все сделали, что вы требовали?
– Куда они денутся, – скромно сказал я, шаркнув ножкой.
– Артист, – сказал он. – Вам хорошо, потому что единственный и незаменимый. С другими здесь так не носятся. Смотрите, Алексей, похвастаю.
– Что это? – спросил я, рассматривая отданную в мои руки деталь.
– Как что? – удивился он. – Это мы на скорую руку слепили транзистор. Там еще у выводов есть маркировка, чтобы не запутаться. Большой, но это только пока. Сделали вчера в конце дня, а сегодня сняли все характеристики. Работает!
– Поздравляю! – искренне сказал я. – Он у вас больше похож на дикую грушу, поэтому я не догадался. Ничего, придет время, будете делать размером со спичечную головку.
Я отдал ему исторический транзистор, первый в этом мире, и пошел домой. Не доходя до него сотни шагов, стал свидетелем трогательной сцены: моя сестра шла из гимназии в сопровождении здоровенного парня, который нес два ранца, ее и свой. Я подождал, пока они попрощаются, и Ольга зайдет в дом, а потом вошел следом за ней. Попутно осмотрел парня, который мне понравился.