Тринадцатая реальность
Шрифт:
– Все так, – вздохнув, сказал он. – Просто я хотел... впрочем, это неважно.
Весь остальной путь мы проехали молча. К себе я поднялся, как всегда, в сопровождении телохранителя. Уже в прихожей я услышал доносящийся из гостиной громкий голос отца Веры. Когда я открыл в нее дверь, был схвачен и так сжат в объятиях, что затрещали кости.
– Папа, ты его задушишь! – засмеялась жена. – Отпусти, он мне еще нужен живым!
– Подрос и заматерел! – говорил Николай Дмитриевич, поворачивая меня своими ручищами. – Уже не тот хилый мальчишка, которому я отдал дочь! И эту лентяйку заставил заниматься, хвалю!
– Извините за то, что произошло, – смущенно сказал я. – Затея с пожаром не наша, но косвенно я виноват. Если бы не та статья...
–
– Надолго к нам? – спросил я.
– Сегодня побуду, а завтра с утра вернусь, – ответил он. – Все дело на сыне, а он, для того чтобы его долго тянуть, еще слишком молод.
В нашей комнате зазвонил телефон, и пришлось на время прервать разговор. Звонил Гинер.
– Здравствуйте, князь! – услышал я из трубки голос Марка Альбертовича. – Я подобрал вам музыкантов. Сколько песен вы думаете записывать под два инструмента?
– Можем записать восемь песен, – ответил я. – Как раз на четыре пластинки.
– Тогда я завтра пришлю за вами машину, – сказал он. – Запишите песни и тут же начнете работать с музыкантами. У нас на студии много подходящих помещений. К которому часу приезжать?
– К трем, – ответил я. – Только у меня будет своя машина, поэтому достаточно будет сказать адрес и встретить у входа, чтобы мы вас не искали.
Договорившись с нашим «импресарио», я вышел в коридор и увидел вернувшуюся из гимназии Ольгу. Вид у сестры был невеселый.
– Не приехал? – сказал я. – Не расстраивайся, я завтра озадачу Машкова, и он нам быстро найдет твоего Сергея. Выше нос, сестренка! Приехал Николай Дмитриевич, не будем его расстраивать твоим унылым видом.
Я ее немного растормошил, и вечер у нас прошел замечательно. Утром, вскоре после отъезда отца Веры, появилась машинистка. Она отдала мне лист с вопросами, взяла мои ответы и с час печатала то, что я диктовал. Когда закончили, я собрал и отдал ей полторы сотни страниц нашей совместной работы. Интересно, ее тоже заставят все забыть химией и гипнозом? Когда машинистку увезли, я занялся вопросами ученых. Сегодня повезло: из девяти вопросов я смог дать ответ на четыре. Правда, в двух из них вспомнилось совсем немного, но ученым достаточно было дать подсказку, а все остальное они делали сами. Только я закончил, как зазвонил телефон.
– Я говорю с князем Алексеем Мещерским? – спросил меня мужской голос. – Это вас беспокоит Дунаевский из Московской филармонии...
– Вы, что ли, Исаак Осипович? – ляпнул я, не подумав.
– Вы меня знаете? Это очень приятно, – сказал он. – Я к вам звоню по поручению директора нашей филармонии. Хотелось бы узнать, можно ли надеяться на ваше выступление в одном из наших залов? Хотя бы два-три концерта?
– Скажите номер телефона, – попросил я. – Я сейчас не могу ничего обещать, но как только появится возможность, сразу же вам позвоню.
Он продиктовал мне два номера, свой и директора, и попрощался, а я пошел в гостиную, в которой жена играла на рояле.
– И эта женщина врала мне, что ей надоело играть! – сказал я, обняв ее сзади за плечи. – Знаешь, откуда только что звонили?
– Откуда мне знать? – не прекращая играть, ответила она. – Говори, что замолчал?
– Да вот думаю, принимать нам предложение выступить в большом зале консерватории, или ну их всех на фиг?
Глава 17
– Я во всем этом вижу достаточно сложностей и риска, – сказал министр иностранных дел граф Александр Николаевич Муравьев. – Во-первых, трудно будет убедить немцев, не раскрывая им всех наших планов, а делать это очень рискованно. А, во-вторых, предложенный вариант с послом просто нежизненный. Даже если нам удастся его убедить, сам он ничего не решает, а переговоры через посредников займут слишком много времени и вряд ли закончатся так, как мы рассчитываем. Слишком мало времени, к тому же частые обмены с немцами привлекут внимание их союзников. Если уж вести переговоры, то с кем-то из ближнего окружения кайзера Августа. Я бы рекомендовал его младшего брата принца Иоахима. У нас есть к нему подходы и, я думаю, его можно будет убедить приехать, причем сделать это так, чтобы не привлечь к этому визиту большого внимания.
– Проработайте это в черновом варианте, – приказал император. – Потом соберемся и решим окончательно. Теперь вам слово, Сергей Евгеньевич.
– Идея очень интересная, – сказал морской министр адмирал Алексеев. – Я имею в виду не союз с немцами, хотя и он, по моему мнению, возможен, а дальний рейд наших подводных соединений к берегам Великобритании и Кипра. Я такого не предлагал только потому, что стояла задача защиты нашего побережья от вражеских флотов, а не их превентивное уничтожение в собственных портах. Для этого важно нанести удар в условиях мирного времени, потому что с началом военных действий охрана военных баз будет совсем другая. Будет осуществляться постоянное боевое патрулирование, запретят движение гражданских судов и задействуют все возможности по прослушиванию. Тогда даже одной лодке будет трудно подобраться, что уж говорить о целом соединении. А автономность у подводных лодок ограниченная, поэтому долго держать их вдали от своих баз мы не сможем. Но если объявить войну самим и сразу же ударить, может получиться. Только боюсь, что на французов нас не хватит. По ним пусть работают немцы, им это будет сделать гораздо проще.
– А что с подводными лодками? – спросил император.
– Это на армию постоянно урезали ассигнования, – сказал Алексеев. – Нас это почти не коснулось. Больших надводных кораблей в последние годы не строили, а вот подводные лодки закладывали постоянно. Основа ударных сил флота – это подводные лодки «Гринда». Их у нас сто три, причем почти все в Черном море. Эти лодки водоизмещением в полторы тысячи тонн могут погружаться на глубину больше ста метров и пройти в надводном положении около пяти тысяч миль. До Кипра всего тысяча миль, а до побережья Великобритании немногим больше двух. Основная сложность в погоде. Если на переходе попадут в шторм, придется погружаться, а в подводном положении и скорость гораздо меньше, и время нахождения всего три-четыре дня. Вооружены восемью торпедными аппаратами и имеют на борту шестнадцать торпед. Есть и орудие калибром сто миллиметров. На Кипре английские корабли можно расстрелять, как в тире, то же касается и базы флота в Девонпорте, а вот в Портсмуте корабли стоят так, что сразу до всех не доберешься. Учитывая противодействие береговых батарей и авиации, которое будет оказано вскоре после нападения, у англичан там может уцелеть треть кораблей. Кроме того, часть боевых кораблей находится в колониях и в плавании, поэтому суммарно они могут потерять две трети флота.
– С учетом остальных факторов этого будет достаточно, – сказал император. – Вы ничего не хотите сказать, Александр Дмитриевич? Что у нас с боевыми самолетами?
– Не так хорошо, как хотелось бы, но задачу мы выполним, – ответил военный министр Шуваев. – С обычными бомбами, да еще без разведки и в дневное время мы мало что могли бы сделать и быстро потеряли бы большую часть машин. Но если немцы нам дадут цели, можно будет действовать ночью. Это обеспечит внезапность и сведет на нет преимущества самолетов противника. И по немцам не работать, а значит, можно больше самолетов бросить на их союзников. Ну и новые бомбы, которые мощнее имеющихся на вооружении самое малое в шесть раз. Мы сейчас приводим в порядок все машины и через месяц начнем строительство полевых аэродромов вблизи границ, в том числе и с ложными целями. Нужно создать большие запасы горючего и всего остального. Раньше июля мы подготовиться не успеем, да и новых бомб в нужном количестве не будет. Поэтому, если немцы затянут...