Тринадцатая рота
Шрифт:
Сидевший верхом на «клюве» крана Фриц Карке подал знак крановщику, и тот поднес его к окну, где сидел бригаденфюрер.
— С добрым утром, господин бригаденфюрер! — заговорил, поклонясь, Карке. Поздравляю вас с благополучным исходом. Впрочем, не все еще благополучно. Всякое может быть. Рухнет ферма, лопнет трос, не выдержит кран, разломится пополам вагон… Но вы, господин бригаденфюрер, не унывайте. Если что, мы похороним вас роскошно!
— Кончайте идиотскую болтовню, фельдфебель, и поторопитесь исполнить свой долг по спасению солдат рейха.
— Мой бригаденфюрер, я отдам на это все свои силы, но всякое может случиться.
— Осколок идиота! Прекращай болтовню, иначе я влеплю тебе пулю! — закричал бригаденфюрер.
Карке отплыл от окна, повисел над исковерканной фермой моста, осмотрел ее и снова подъехал к высунувшемуся из разбитой рамы шефу гестапо.
— Простите, господин бригаденфюрер. Я забыл вам сказать о самом главном. У вас в кармане, наверно, лежит ордер на сорок семь десятин русской земли.
— Какое ваше собачье дело, что у меня лежит в кармане? — крикнул шеф гестапо.
— Извините. Я вовсе не претендую на ваш карман. Я только пекусь за ваш ордер на сорок семь десятин. Если вы упадете в реку, он намокнет, испортится, и тогда ваша супруга останется без земли. Я, господин бригаденфюрер, уже остался без ордера и земли.
— Фельдфебель, смирно-о! — заорал бригаденфюрер. — Я приказываю вам замолчать и ускорить работы.
— Рад бы, но не могу, господин бригаденфюрер. Там, внизу, мост осматривают специалисты. Они решают: снимать вагон или лучше его подорвать. Так что я по приказу начальства просто вас развлекаю. Говорят, перед смертью приятно развлечься, подумать, кем ты был: человеком или скотиной? Вам в этом отношении легко, господин бригаденфюрер. Скотиной вы себя никогда не считали. Разве что кто другой. По вам наплевать на то, что они о вас думают. Не правда ли, господин бригаденфюрер?
У шефа гестапо появилось намерение выхватить пистолет и пристукнуть сидящего на крюке болтуна, по потом он подумал: "Какой спрос с идиота, к тому же, если ему действительно приказано развлечь обреченного бригаденфюрера. Надо же ему что-то болтать. Утро морозное. Поболтает и перестанет. На обжигающем ветру не очень-то долго поговоришь".
Думая так, бригаденфюрер заблуждался. Фельдфебель Карке, утепленный четырьмя подушками, шалью и корзинами, набитыми сеном, и не думал униматься. Покачивая ногами, он подъехал еще ближе к окну.
— Позвольте спросить, господин бригаденфюрер, у вас жена есть? Так вы любите её. Она, надеюсь, великая патриотка и хорошо привечает тыловиков. Моя жена тоже великая патриотка. У нее на постое уже второй штурмовик. И я большой патриот. Я так торопился на войну с Россией, что даже отложил свою первую ночь. Покойный майор Нагель, отпуская меня, говорил: "Волна кончится через две недели, и вы, солдат, поедете на первую ночь". Я терпеливо ждал. Но вот идет уже тридцать шестая неделя, а война не кончается. Вы не знаете, господин бригаденфюрер, почему она не кончается? У пас в полку, между прочим, никто по знает. Я сочинил было письмо фюреру и хотел спросить у него, но боюсь, что мне за обращение к высшим чинам не по команде дадут в зубы.
У шефа гестапо загорелись глаза. О, нет! На крюке крана сидит не просто идиот, а политический преступник, усомнившийся в победе фюрера. Вот она, ниточка, которая приведет к распутыванию большого клубка заговорщиков
— И что же? Что же вы в нем написали фюреру? — высунув голову из окна, нетерпеливо поторопил фельдфебеля бригаденфюрер.
— Я вижу, вы порядочный человек, а не полная свинья, как следователь гестапо, — сказал Карке. — И потому я с удовольствием прочту вам это письмо. Оно как раз при мне.
Карке засунул руку в корзину с сеном, покопался там и извлек откуда-то со дна большой треугольник.
— "Наш обожаемый фюрер, — начал читать он. — Обращается к вам национальный герой Германии…"
— Кто такой национальный герой? — спросил бригаденфюрер.
— Как? Разве я вам не представился? — спохватился Карке. — Извините, господин бригаденфюрер. Национальный герой — это я, Фриц Карке. Высокое звание я получил на знаменитой высоте под Смоленском. Там вместе со своим приятелем, стреляя назад, я снизил скорость нашего победоносного отступления с сорока километров до тридцати пяти. За это с меня сняли штаны, кальсоны и отослали их как боевые реликвии в музей Кайзера в Берлин. А с вас еще штаны не снимали, господин бригаденфюрер?
— Читайте письмо, — приказал бригаденфюрер, поморщась.
— Читаю, да, да. Итак, я писал: "Наш обожаемый фюрер! Обращается к вам национальный герой Германии Фриц Карке из непобедимой сто восьмой егерской дивизии. Пока идет мое письмо, нашей дивизии, может, уже и не будет, но все равно номер ее останется, и вам, обожаемый фюрер, легче будет представить, откуда пришло это письмо. А пришло оно к вам из-под Москвы, где нас весьма скверно встретили русские и мы затем под вашим блестящим руководством сверхпобедно начали наступление назад. Мы, наш фюрер, готовы были двигаться и дальше, но нас остановили за Сухиничами и сказали, что мы должны тут зимовать. И выходит, что же? Нас обманули? Обещали закончить войну до зимы, а теперь отложили до весны, а там скажут, потерпите до осени. Я, наш фюрер, готов терпеть, а вот супруга? Может ли терпеть красивая, статная, полноногая девушка, на которую из-за шторы подсматривает штурмовик?"
— Изумительно! Читайте дальше, — предвкушая поощрение за разоблачение крупного политического преступника, потер руки шеф гестапо.
— "Может ждать, — скажете вы, — если она сознает, что муж находится при исполнении высокого национального долга". Я тоже так думал, а вот поездка в отпуск показала, что высокий патриотизм наших жен длится лишь до первого подсматривания квартирантов-штурмовиков из-за шторы. Всему этому способствуют также и речи господина доктора Геббельса. К чему он призывает наших жен? "Проявляйте высокий патриотизм в тылу. Рожайте побольше солдат для Германии". А от кого же родит моя супруга, если я в окопах? Вот вопрос, который гложет меня, наш фюрер".
— Кто, кроме вас, сочинял это письмо? — спросил бригаденфюрер, сияя.
— Как кто? Сам сочинял.
— И что же? Что же вы в нем просили?
— Сущие пустяки. Я просил фюрера отозвать меня в тыл для проявления «патриотизма», к которому призывает доктор Геббельс.
— А кто же будет воевать, уничтожать Советы? — спросил шеф гестапо.
— Как кто? Штурмовики, кляйстляйтеры, гауляйтеры… Я, господин бригаденфюрер, выдвинул в письме фюреру совершенно оригинальную идею.
— Какую же?