Тринадцатый Койот
Шрифт:
В какой-то момент Хайрам ехал рядом с телегой, чтобы поговорить с ним.
"Тебе нравится твоя работа?" - спросил он.
Верн посмотрел на него налитыми кровью глазами. Его десны все еще были черными от волшебной жижи, которую Гленн залил ему в рот, чтобы сохранить жизнь. Он не был тихим зомби, потому что не умер и не вернулся, а находился на пороге смерти.
"Тебе нравится?" спросил Хайрам. "Хоронить людей и постоянно устраивать похороны? Смерть придает смысл твоей жизни? А может, тебе просто нравится украшать трупы? Накладывать на них румяна и тому подобное - вроде как девочка со своей куколкой. Тебе это нравится?"
Верн
"И почему же?"
"Мертвые - лучшая компания, чем живые".
Хайрам рассмеялся. "А как насчет твоей семьи? Что твои родные думают о том, что ты гробовщик и грабитель могил?"
"Это не имеет значения. Мама и папа в аду, где им и место".
Хайрам засмеялся еще сильнее. "Ну, я думаю, что скоро ты их увидишь, не так ли?"
Верн закрыл глаза. "Думаю, ты прав".
Был поздний вечер, когда они подъехали к основанию Черной горы и поехали через мрачную котловину, лошади шли ровной рысью, радуясь тому, что снова оказались на ровной земле. Здесь земля была еще влажной от талого снега, и слякоть налипала на копыта, но не тормозила их. Они приближались к Холму Надежды с заднего конца города, и по мере приближения Хайрам заметил небольшую усадьбу и конюшню с лошадьми. Темнокожий ребенок тащил из амбара мешок зерна, и, увидев этих всадников с их людским обозом связанных и искалеченных, мальчик повернулся и побежал, зовя свою мать, как будто она могла спасти его, как будто она могла спастись сама.
ГЛАВА XXVI
ОНИ ЖДАЛИ слишком долго, гораздо дольше, чем должно было пройти, чтобы Койоты спустились с Черной горы и вошли в Хоупс-Хилл. Мужчины то и дело оборачивались к Бирну, спрашивая, уверен ли он, что они идут. На станции он был уверен. Теперь он задавался вопросом, не ошибся ли он.
Браззо стоял на обрыве за гаубицей и жевал сигару. Теперь, когда она была собрана, Бирн мог видеть, насколько мощным выглядело это орудие - небольшая пушка обладала такой же мощью. Остальные люди были разбросаны по лесу, который окаймлял дорогу, ведущую в город. Рядом с Бирном стоял маршал Рассел, его винтовка была наготове, на лбу выступил пот, несмотря на хлопья снега, которые летели на декабрьском ветерке.
"Что-то не так", - сказал Рассел.
Бирн кивнул. "Да".
"Эти парни уже должны были быть здесь".
"Да."
Рассел посмотрел на него. "Это все, что ты можешь сказать?"
"Что ты хочешь, чтобы я сказал?"
"Это у тебя должно быть шестое чувство. Ты сказал, что они скоро прибудут сюда. Где они сейчас?"
"Точно не знаю. Я вроде как потерял запах".
"Либо есть, либо нет".
"Тогда пусть будет так".
"Значит, теперь это просто чертова гусиная охота, да?"
"Нет, я их чувствую. Они приближаются, но каким-то образом сбили меня с курса. Койоты чувствуют меня так же, как и я их. Возможно, сердце Джаспера сделало Гленна лучше меня в этом деле. Может быть, он даже маскирует их".
Бирн сел на поваленное бревно, его винтовка лежала на коленях. Он изобразил пальцами какую-то церковь и стал смотреть на небо.
"Эти грозовые облака", - сказал он. "Это не естественная погода. Это они."
Рассел бросил на него недоверчивый взгляд. "Койоты?"
"Их тьма становится все сильнее, принимая физическую форму. Я бы сказал, что мы можем использовать эти облака
"А птицы?"
Бирн наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть рой. Их, должно быть, уже около сотни. Их смысл ускользал от него, но нельзя было отрицать причину их присутствия.
"Птицы смерти", - сказал он. "Может быть, они празднуют вступление койотов на тропу войны, а может быть, служат нам предупреждением о приближении Койотов. В любом случае, они связаны с ними".
Рассел надулся и начал шагать. "Мне это совсем не нравится. Нас здесь слишком много, если ты не уверен, что они вообще идут сюда. Я старый дурак, раз оставил Холм Надежды под охраной всего лишь девчонки, будь она хоть отличным стрелком".
Маршал посмотрел через поле в сторону города. Он опирался на винтовку через одно плечо, снег собирался в ободке его шляпы. Бирн подумал, что тогда он был похож на какого-нибудь шерифа из легенды, человека из пограничных романов Бидла в мягкой обложке, решительно настроенного на то, чтобы обустроить заросшую бурьяном землю, будь то с помощью политики или пистолета.
"Я забираю часть отряда в город", - сказал Рассел. "Думаю, тебе лучше пойти со мной. Посмотрим, почувствуешь ли ты их там".
Бирн поднялся на ноги, и они пробрались через заросли. Шквал усиливался, обещая скопление снега, и напряженная тишина падающего снега придавала лесу зловещее присутствие, которого не было, когда мужчины только приехали. Рассел взял с собой Нортона Хастли, но оставил заместителя Довера, чтобы там присутствовал представитель закона. Шиес остался, поскольку им нужен был снайпер, а Браззо остался со своей гаубицей, не желая упускать возможности воспользоваться ею.
Сетимика решил вернуться в город.
"Духи", - сказал он, - "они пробудились".
Бирн почувствовал, что понял, что имел в виду Кайова.
Четверо мужчин ускакали, оставив остальных сидеть и ждать.
***
Дыхание Делии остановилось в груди.
Пять лошадей медленно приближались.
С такого расстояния трудно было сказать, но казалось, что некоторые из них несли более одного всадника. Серый мустанг во главе строя шел рысью, а остальные, казалось, ждали каждого его шага. Делия переместилась на другой конец крыши станции, чтобы посмотреть поближе. Она заставила себя дышать и направила свою пушку.
На лошади было два всадника. Тот, что ехал позади седла, был крупным мужчиной с черными, как угольный дым, волосами. Она не могла разглядеть его лица, потому что перед ним в седле сидела женщина, бледная как смерть и вся в крови, привязанная к мужчине веревкой, с опущенной головой, грязные волосы скрывали ее лицо. Мужчина держал в одной руке еще одну веревку - поводок для своего питомца-человека, который пошатывался впереди, его веретенообразное тело представляло собой черный гобелен вен, изо рта шла пена. Делия посмотрела на других всадников - все они были крепко сбитые парни. Вторая женщина была привязана к одному из других всадников, ее конечности были покрыты пурпурными и желтыми синяками. Трудно было сказать, жива она или мертва. Но больше всего Делию убивал четверной ампутант, надетый на одного всадника, как нагрудник из плоти. Ампутант был еще жив, его голова покачивалась, когда он говорил с человеком, который его носил, и Делия узнала этого человека.