Триптих
Шрифт:
Быть может, ты рылась в моих ящиках, я не знаю, но пистолета ты не нашла. У меня его не было. Достаточно было прыгнуть с нашего балкона. Только я никогда не угрожал подобной чепухой. Я ходил в Доломитовые горы, это правда, но не затем, чтобы угрожать, по-моему. Что еще? А однажды после праздника, когда все напились, я пытался, как скалолаз, вскарабкаться по фасаду… (Пытается рассмеяться.) Это что, шантаж?
Он отбрасывает свою сигарету.
По-моему, это подлость, когда ты, Франсина, стала рассказывать это как нашу
Она достает сигарету одновременно со своей зажигалкой, так что он может видеть лишь, как она закуривает.
Так ты курила. А то вдруг мы начинаем мерзнуть. Позднее приходит жандарм и удивляется, почему мы не идем спать. Я никогда не забуду, как ты говорила: «Nous attentions le matin, monsieur» [17] — и как он приложил руку к козырьку. И потом, когда всякое движение на улице замирает, мы слышим вой сирены «скорой» вдалеке…
По-прежнему каждые пятьдесят секунд слышен шум транспорта: не слабее, но короче, так что тишины прибавляется; иногда слышен один только автобус.
17
«Мы ждем утро, господин!» (франц.)
Скажи что-нибудь, Франсина!
Она молча курит.
Некоторое время — после твоей смерти — я пытался осознать свою вину. Я сделал тебя своей судьей, чтобы ты заговорила. Но ты не слушаешь, когда я исповедуюсь, и смотришь на меня так, будто я все равно ничего не пойму. Ты молчишь — или только повторяешь то, что сказала тогда на этой скамейке… Франсина, в следующем году мне будет пятьдесят, а тебе все время тридцать три.
Встает и не знает, зачем он встал: она сидит неподвижно; он стоит, засунув руки в карманы пиджака.
Нам не надо было быть вместе. (Смотрит на нее.) Знаешь, о чем я иногда думал? Франсина любит свою любовь. И это не имеет ни малейшего отношения к мужчине, который ей встречается. Франсина принадлежит к Великим Любящим. Она любит свой экстаз, свой страх, и свою тоску, и свою печаль, свою высокомерную жертвенность, и мужчина, который относит это на свой счет, сам виноват. Франсина влюблена не в саму себя, я бы так не сказал. Она любит! — подобно Португальской Монахине. Она любит свою любовь. (Видит, что она его не слушает.)
Франсина. Я буду работать.
Роже. Так ты сказала тогда.
Франсина. Много работать. (Гасит сигарету о мрамор.)
Роже. Так ты сказала, и я понял; наша разлука — решенное дело, о чем бы мы ни говорили в эту ночь.
Она достает из сумочки губную помаду.
Почему ты не захотела ребенка?
Она подкрашивает себе губы, не глядя в зеркальце; он снова садится на скамью.
Потом у тебя уже не было детей. Насколько я знаю. А позже у меня вдруг мелькнуло подозрение: эти, в Женеве, тогда напортачили. (Смотрит
Она прячет губную помаду.
Франсина. Уже два часа, Роже, и в последнюю ночь мы тоже почти не сомкнули глаз. Будем благоразумны.
Роже. Так ты сказала.
Франсина. Что тебе нужно на вокзале в это время? Не понимаю, почему ты не пойдешь в гостиницу и не отдохнешь до прихода поезда.
Он молчит.
Что теперь будет с твоей квартирой?
Он молчит.
Ты предложил расстаться, Роже, вчера ночью. Раз в жизни ты проявил больше мужества, чем я, и я тебе за это благодарна.
Роже. Так ты сказала.
Франсина. Ты когда выпьешь, не помнишь потом, что говорил.
Роже. Мы оба пили. (Пауза.) Что я говорил, Франсина? (Пауза.)
Франсина. Роже, я ничего не требую. Роже. Так ты сказала.
Франсина. Я могу пожить у Мари-Луиз. В любое время. Но как, по-твоему, я буду работать в ее мансарде.
Он молчит.
Роже, ты никогда мне не помогал.
Он молчит.
Ты рассуждаешь, как собственник. Переписать на твое имя. Вот твои слова: я дарю тебе квартиру, четверть часа у нотариуса — и квартира твоя собственность, включая мебель.
Роже. Это я говорил.
Франсина. Вечно ты заводишь разговор о нотариусе.
Он молчит.
Роже, у меня только одна просьба…
Роже. Я ее исполнил: не искал твоего нового адреса, не пришел к твоей двери, не позвонил.
Пауза.
Франсина. На что мне одной шесть комнат? (Пауза.) Как ты можешь спрашивать, что я буду делать. И при этом я уже год твержу о диссертации. Ты не принимаешь мою работу всерьез.
Он молчит.
Не беспокойся обо мне. Не нужна мне она, твоя забота. Расписание электричек я как-нибудь прочту.
Он молчит.
Что мне нужно из нашей квартиры — мои книги. Больше ничего. Прежде всего словари. И мои платья.
Роже. Ты же присылала за ними.
Франсина. Если мне придет почта…
Роже. Я всегда переправлял ее Мари-Луиз. Как договорились. Быть может, там были и счета, не знаю. И еще в первое время были звонки. Я не знал номера, который мог бы дать.
Пауза.
Франсина. Не смотри на меня, как овчарка.
Он молчит.
Ты поедешь в Остин, и мы, ты и я, будем радоваться, что нам ничего больше не надо доказывать друг другу.
Роже. Я уехал в Остин.
Пауза.
Франсина. Лучше нам никогда не писать друг другу, Роже, давай пообещаем друг другу, Роже, на все будущие времена.
Он молчит.
Роже, я тебе не нужна.
Он молчит.
Кто побелил всю квартиру, когда ты уезжал в Триест, все шесть комнат, в одиночку, взобравшись на лестницу?
Он молчит.
Что мне делать в Остине?
Он молчит.
Когда мы вместе искали квартиру, ты хотел больше старую, с высокими потолками, и я согласилась, да, в уверенности, что мы не просто какая-то супружеская пара.