Тристан и Изольда
Шрифт:
— В Тинтагель? Добрые люди, возьмите меня с собой!
Он садится на корабль. Попутный ветер надул паруса, и судно понеслось по волнам; пять ночей и пять дней плыло оно к Корнуэльсу, а на шестой пристало в гавани Тинтагеля.
За гаванью возвышался над морем замок, хорошо укрепленный со всех сторон: можно было в него войти только через одну железную дверь, и два надежных сторожа охраняли ее день и ночь. Как проникнуть в замок?
Тристан сошел с корабля и сел на берегу. Он узнал от проходившего мимо человека, что Марк находится в замке и недавно собирал двор.
— А где же королева и ее прекрасная
— Они также в Тинтагеле, я недавно их видел; королева Нзольда казалась печальной по обыкновению.
При имени Изольды Тристан вздохнул и подумал, что ни хитростью, ни удальством ему не удастся увидеть снова свою возлюбленную: ведь король Марк убьет его…
"А не все ли равно, если даже убьет? Не умру ли я от любви к тебе, Изольда? И что делаю я каждый день, как не умираю? А ты, Изольда, если бы знала, что я здесь, согласилась ли бы ты побеседовать со своим милым, не велела ли бы выгнать его своей страже? Пушусь на хитрость, оденусь юродивым: это безумие будет великой мудростью. Иной примет меня за слабоумного, а будет не умнее меня; тот сочтет меня дурнем, кто сам еще более дурень".
Проходил рыбак в куртке из грубой шерстяной ткани с большим капюшоном. Увидев его, Тристан сделал ему знак и отвел в сторону:
— Друг, хочешь променять свою одежду на мою? Дай мне свою куртку: очень она мне нравится.
Рыбак посмотрел на одежду Тристана, нашел ее лучше своей, тотчас взял ее и быстро удалился, радуясь обмену.
Затем Тристан обстриг наголо свои светлые кудри, оставив на голове только крест из волос; вымазал свое лицо снадобьем из чудодейственной травы, привезенным из его страны, и тотчас цвет лица и облик его изменились так поразительно, что ни один человек на свете не мог бы его узнать. Он вырвал в огороде сук каштанового дерева, сделал из него палку, повесил ее на шею и босиком отправился прямо к замку.
Привратнику он показался, несомненно, помешанным, и он спросил его:
— Подойди-ка. Где ты так долго был? Тристан ответил, изменив свои голос:
— На свадьбе аббата из Мона, одного из моих друзей. Он женился на аббатисе, толстой особе в покрывале.
От Безансона до Мона все священники, аббаты, монахи и церковнослужители были приглашены на эту свадьбу; и все они, с палками и посохами, прыгают, играют и пляшут на лугу под тенью высоких деревьев. Но я их оставил, чтобы прийти сюда, потому что сегодня я обязан прислуживать при королевской трапезе.
— Войдите же, сеньор, сын косматого Ургана, — сказал ему привратник. Вы велики ростом и волосаты, как он, и весьма похожи на вашего отца.
Когда Тристан вошел в замок, играя своей дубинкой, слуги и конюшие столпились вокруг него и стали травить его, как волка.
— Поглядите на помешанного, у-гу-гу!
Они кидали в него камнями, колотили его палками, но он терпел это, прыгая, предоставляя себя на их волю; если на него нападали слева, он оборачивался и бил палкой направо.
Среди смеха и крика, увлекая за собой беспорядочную толпу, он добрался до порога залы, где под балдахином рядом с королевой сидел король Марк. Он подошел к двери, повесил на шею свою дубину и вошел.
Увидав его, король сказал:
— Вот славный собеседник. Пусть приблизится. Его привели с палкой на шее.
— Привет тебе, дружок! — сказал Марк. Тристан ответил,
— Государь, добрейший и благороднейший из всех королей, а знал, что когда я увижу вас, мое сердце растает от нежности. Да поможет вам Бог, славный повелитель!
— Зачем пришел ты сюда, дружок?
— За Изольдой, которую я так любил, у меня есть сестра, которую я к вам привел, прекрасная Брюнгильда. [13] Королева надоела вам, попробуйте эту. Поменяемся: а отдам вам сестру, а вы дайте мне Изольду; я ее возьму и буду преданно служить вам.
13
Брюнгильда — дева-воин, героиня германо-скандинавской мифологии и эпоса.
Король засмеялся.
— Если я тебе отдам королеву, что станешь ты с ней делать, куда ее уведешь?
— Туда, наверх, между небом и облаком, в мое прелестное хрустальное жилище. Солнце проникает в него своими лучами, ветры не могут его поколебать; туда понесу я королеву, в хрустальный покой, цветущий розами, сияющий утром, когда его освещает солнце.
Король и бароны говорят промеж себя:
— Славный ты дурень, на слова мастер! Он сел на ковер и нежно смотрит на Изольду.
— Друг, — сказал ему Марк, — откуда явилась у тебя надежда, что моя жена обратит внимание на такого безобразного дурака, как ты?
— У меня есть на то право: много для нее я потрудился, из-за нее и с ума сошел.
— Кто же ты такой?
— Я Тристан, что так любил королеву и будет любить ее до смерти.
При этом имени Изольда вздохнула, изменилась в лице и гневно сказал ему:
— Ступай вон! Кто тебя привел сюда? Ступай вон, злой дурак!
Он заметил ее гнев и сказал:
— А помнишь ли ты, королева Изольда, тот день, когда, раненный отравленным мечом Морольда, увозя с собой в море мою арфу, я случайно пристал к ирландским берегам? Ты меня исцелила. Неужели ты не помнишь этого больше?
— Вон отсюда, дурак! — отвечала Изольда. — Не нравятся мне ни твои шутки, ни ты сам.
Тут помешанный обернулся к баронам и погнал их к дверям, крича:
— Вон отсюда, дурни! Дайте мне поговорить с Изольдой наедине: ведь я пришел сюда миловаться с ней.
Король засмеялся, а Изольда покраснела и сказала:
— Прогоните этого безумца, государь!
А тот продолжал своим странным голосом:
— А помнишь ли ты, королева Изольда, большого дракона, которого я убил в твоей стране? Я спрятал его язык в кармане и, совсем опаленный его ядом, упал у болота. Дивный тогда я был рыцарь!.. И я ждал смерти, когда ты пришла ко мне на помощь.
— Замолчи! — отвечала Изольда. — Ты оскорбляешь рыцарей, ты помешан от рождения. Да будут прокляты моряки, которые привезли тебя сюда вместо того, чтобы бросить в море!
Юродивый громко расхохотался и продолжал:
— А помнишь ли ты, королева Изольда, о том, как во время купанья ты хотела убить меня моим же мечом, и сказку о золотом волосе, которою я тебя успокоил, и о том, как я защитил тебя от сенешала?
— Умолкни, злой рассказчик! Зачем явился ты сюда со своими бреднями? Вчера вечером ты упился, и, наверно, хмель внушил тебе эти грезы.