Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
– Жду. Сегодня сказали – придут меня забрать. Вот белье собрал… Наседкин из НКВД каждого второго подчищает… Дорогу может парализовать…
Выяснив картину бедствия, осмелев от беды, продолжал Ковалев, я позвонил в Москву, Сталину (ведь если дорога не заработает по-настоящему, быстрехонько возьмут и меня). Ответил Поскребышев. Описал ему обстановку. Как-то быстро вакханалия прекратилась. Да и сажать было уже некого, завершил свою мысль Ковалев.
Положение на этой дороге не было исключением. Машина репрессий была запущена на полный ход. Как она работала, дают представление выдержки из выступлений участников октябрьского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. Вот что, например, говорил Соболев, секретарь Красноярского крайкома партии, во время обсуждения доклада Молотова о ходе избирательной кампании. Вопрос был о выборах, а говорили о «врагах народа».
– Сейчас
Пескарев из Курской области рисовал такую картину:
– В связи с тем что в руководстве областной прокуратуры и областного суда у нас долго орудовали мерзавцы, вредители, враги народа, то оказалось, что они центр тяжести карательной политики перенесли на ни в чем не повинных людей: за три года в области было осуждено 18 тысяч колхозного и сельского актива (часто за то, что лошадь захромала или опоздали на работу)…
«Разоблачали и уничтожали» везде. К маю 1935 года, когда состоялось выступление Сталина в Кремле, результаты этих «разоблачений и уничтожений» были еще неизвестны. Но кто мог подумать тогда, слушая речь «вождя» в Кремле, что он решится на эту кровавую оргию?
В абсолютной тишине кремлевского зала звучал негромкий голос Сталина. Скупые жесты дополняли его неторопливую речь. Держа перед собой текст, Сталин редко в него заглядывал. Сотни глаз молодых командиров, политработников, с новыми скрипящими портупеями, «кубарями» и «шпалами» в петлицах, напряженно всматривались в невысокую плотную фигуру «вождя».
– Вспоминаю случай в Сибири, где я был одно время в ссылке, – размеренно продолжал секретарь ЦК. – Дело было весной, во время половодья. Человек тридцать ушло на реку ловить лес, унесенный разбушевавшейся громадной рекой. К вечеру вернулись они в деревню, но без одного товарища. На вопрос о том, где же тридцатый, они равнодушно ответили: «Остался там». На мой вопрос: «Как же так, остался?» – они с тем же равнодушием ответили: «Чего же там спрашивать, утонул, стало быть». И тут же один из них стал торопиться куда-то, заявив, что «надо бы кобылу напоить». На мой упрек, что они скотину жалеют больше, чем людей, один из них ответил при общем одобрении остальных: «Что ж нам жалеть их, людей-то; людей мы завсегда сделать можем. А вот кобылу… попробуй-ка сделать кобылу…» ( Общее оживление в зале. ) Полусогнутый указательный палец «вождя» застыл в воздухе, фиксируя парадоксальность ответа сибиряка.
– Так вот, равнодушное отношение некоторых наших руководителей к людям, к кадрам и неумение ценить людей, – продолжал Сталин, иногда по-прежнему взмахивая здоровой рукой, словно отрубая слова, – является пережитком того страшного отношения людей к людям, о котором я только что рассказал…
– Так вот, товарищи, если мы хотим изжить с успехом голод (выделено мной. – Прим. Д.В. ) в области людей и добиться того, чтобы наша страна имела достаточное количество кадров, способных двигать вперед технику и пустить ее в действие, – мы должны прежде всего научиться ценить людей, ценить кадры, ценить каждого работника (выделено мной. – Прим. Д.В. ), способного принести пользу нашему общему делу. Надо, наконец, понять, что из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры. Надо понять, что при наших нынешних условиях «кадры решают все».
Я привел эту пространную выдержку из речи Сталина по нескольким причинам. С одной стороны, мы видим, что «вождь» уже тогда признавал дефицит («голод») кадров. С другой – зная роль и место Сталина в грядущих массовых репрессиях, еще и еще раз поражаешься его беспредельному цинизму, двуличию и жестокости. Готовя расправу над тысячами преданных партии и народу коммунистов, тут же публично рассуждает о людях, кадрах, как «самом ценном капитале»… Даже если допустить, что на каком-то этапе карательная машина вышла из-под контроля Сталина и беззаконие совершалось уже в силу страшной инерции, нельзя не испытать потрясения, сопоставляя ранние фарисейские сентенции «вождя» и его будущий личный
Я не располагаю официальными данными о количестве жертв в 1937–1938 годах. Возможно, их пока и нет. На основании имеющихся материалов (списки делегатов съездов, партийные статистические отчеты, доклады с мест, данные из архивов судебных органов, различные донесения Сталину, Молотову, Берии и т. д.) можно сделать осторожную оценку общего количества репрессированных. Кстати, наиболее точные данные – по Наркомату обороны. Анализ целого ряда материалов, возможно, повторяю, недостаточно полных, показывает, что в эти трагические два года – 1937-й и 1938-й, – по моему мнению, подверглись репрессиям порядка 4,5–5,5 миллиона человек. Из них погибли в результате смертных приговоров 800–900 тысяч человек. Кроме того, это известно точно, очень многие сгинули в лагерях и тюрьмах позже, даже не будучи приговоренными к смерти. В периодической печати приводятся самые различные данные о масштабах репрессий. Компетентные органы совместно с учеными и представителями общественности на основании архивных материалов должны наконец сделать горестное заключение о сталинском итоге 1937–1938 годов. Пока этого нет, авторы публикаций вынуждены «экстраполировать», «прикидывать» и т. д. У меня есть ряд документов, которые, как мне кажется, косвенно подтверждают близость приведенной выше цифры – 4,5–5,5 миллиона жертв – к истинной. Эти документы свидетельствуют: после войны количество лагерей и исправительно-трудовых колоний не сокращалось, а даже росло, и число заключенных примерно оставалось на одном уровне в течение нескольких лет. Поэтому количество заключенных, допустим, в 1948 или 1949 годах может дать представление об их числе в 1937–1938 годах. Вот выдержки из этих документов:
«Товарищу Сталину.
В соответствии с Вашими указаниями при этом представляем проект решения об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников…
18 февраля 1948 г. В. Абакумов .
С. Круглов ».
«Товарищу Сталину.
МВД СССР докладывает Вам о состоянии и работе исправительно-трудовых лагерей и колоний за 1947 год. На 1 января 1948 года содержалось 2 199 535 заключенных в лагерях и колониях. Создано 27 новых лагерей…
7 марта 1948 года.
Министр внутренних дел СССР
С. Круглов ».
Нужно учитывать, что, кроме того, в подобных «учреждениях» содержались заключенные тюрем, численность которых мне неизвестна (но думаю, не более 30 % от «населения» лагерей и колоний). Приведу еще один документ:
«Товарищу Сталину.
МВД СССР докладывает о состоянии и работе исправительно-трудовых лагерей и колоний за 1949 год. На 1 января 1949 года содержатся 2 550 275 заключенных; за контрреволюционную деятельность – 32,7 %. Сроки заключения свыше 10 лет у 366 489 человек. Созданы два новых особых лагеря со строгим режимом для шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов… Обеспеченность жил. площадью заключенного в среднем – 1,8 кв. метра…
23 января 1950 г.
С. Круглов ».
Эти данные не включают, как я уже говорил, заключенных в тюрьмах. Нужно также учитывать, что лагеря сильно пополнились полицаями, фашистскими прихвостнями, лицами, осужденными за националистические вооруженные выступления против Советской власти в конце и после войны в западных районах страны, как и депортированными из освобожденных районов и арестованными безвинно. Поэтому (с учетом тюрем) количество заключенных около 3–4 миллионов, видимо, было не только в 1948 и 1949 годах. Едва ли число репрессированных в 1937–1938 годах могло быть намного больше, чем в 1948–1949 годах. Объективный показатель – «жилплощадь», как выражался министр внутренних дел С. Круглов, едва ли увеличилась с тех горьких лет. «Жили» на трехэтажных нарах. При этом важно иметь в виду, что состав ГУЛАГа постоянно обновлялся. Ежедневно приходило пополнение, многие не выдерживали тяжелейших условий и погибали. Какой-то процент осужденных освобождался. Но ежегодно сталинская карательная система едва ли могла содержать более 4–5 миллионов человек. Повторюсь: сравнивая возможности ГУЛАГа с интервалом в 10 лет, думаю, что мои оценки масштаба сталинских репрессий в 1937–1938 годах близки к истинным. Впрочем, их можно опровергнуть, но лишь публикацией государственных данных.