Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2

Волкогонов Дмитрий Антонович

В настоящее время благодаря этому он блестяще восполняет отсутствие Ленина в области не только специально партийной деятельности, но и в области государственного строительства».

Просто не верится, что такой документ мог быть написан кем-то при жизни Ленина. Кто его автор? Зачем были сочинены эти «сведения» о «стальной пружине революции», которая «блестяще восполняет отсутствие Ленина»? Может быть, Сталин, став генсеком и почувствовав, что Ленин больше не вернется к политическому рулю государства и партии, готовился стать его преемником уже в 1923 году? Все это – сталинские тайны…

А.А. Епишев, который, напомню, работал одно время заместителем министра государственной безопасности, рассказывал, что у Сталина была толстая тетрадь в черном коленкоровом переплете, куда он иногда что-то записывал.

Едва ли для памяти, ибо она была у него «компьютерной», хотя к концу жизни и начала сдавать. Возможно, содержание этих записей навсегда останется тайной. Я не знаю источника, на который опирался Алексей Алексеевич, но он предполагал, что Сталин какое-то время хранил и некоторые личные письма от Зиновьева, Каменева, Бухарина и даже Троцкого.

Прямой доступ к Сталину имели лишь Берия, Поскребышев и Власик. О существовании этих записей знали только они. Но Поскребышев и Власик, которым больше всего доверял Сталин, незадолго до его смерти были скомпрометированы Берией и устранены из окружения. Словом, накануне смерти «вождя» из этих троих около него оставался один Берия.

Когда к пораженному инсультом Сталину Берия и Хрущев привезли утром врачей (до этого 12–14 часов он оставался без медицинской помощи), сталинский Монстр сразу понял, что это конец. Оставив Хрущева, Маленкова и остальных членов Политбюро возле умирающего Сталина, Берия умчался в Кремль. Кто сегодня скажет, не в сталинский ли сейф кинулся в первую очередь этот новый Фуше? Если да, то куда он мог убрать личные записи «вождя», другие его бумаги?

Берия не мог не видеть, что в последние год-полтора отношение Сталина к нему непрерывно ухудшалось. В свою очередь, и Сталин не мог не догадываться о намерениях Берии. Может быть, генералиссимус оставил распоряжение или даже завещание? Отношение к «вождю» тогда было настолько подобострастным, что окружение исполнило бы, видимо, его волю. У Берии были основания опасаться и спешить. А проникнуть в кабинет Сталина мог только он. Ведь Сталина охраняли его люди. Как бы там ни было, насколько мне удалось установить, сталинский сейф был фактически пуст, если не считать партбилета и пачки малозначащих бумаг. Берия, уничтожив загадочную личную тетрадь Сталина (если она там была), расчищал себе путь на самую вершину. Возможно, мы никогда не узнаем этой сталинской «тайны» – содержания записей в черной тетради. А.А. Епишев был уверен, что Берия очистил сейф до его официального вскрытия. Видимо, это ему было очень нужно.

Сталин имел обыкновение откладывать в особую папку документы, которые почему-либо его заинтересовали, – отдельные письма, шифровки, свидетельства. Так, в начале 1946 года Берия передал Сталину фотокопии личного и политического завещаний Гитлера. (Сталин так надеялся захватить его живым!) Он долго читал переведенные тексты завещаний фюрера, останавливаясь подолгу на некоторых фразах:

«…Я решился перед окончанием земного существования взять в жены девушку… она по своему желанию умирает со мной как моя супруга… Наше желание – быть тотчас же сожженными на месте.

…Приобретенные мною в течение многих лет картины я собирал не для личных целей, а лишь для создания галереи в моем родном городе Линц на Дунае.

…Я не хочу попасть в руки врагов, которые для увеселения своих затравленных масс нуждаются в организуемых евреями зрелищах.

…Я умираю с радостным сердцем… придет сияющее возрождение национал-социалистского движения…»

Сталина, глубже своих соратников понимавшего религиозный смысл, особенно возмутила одна фраза завещания: «Я решился перед окончанием земного существования…» Что же, он надеялся и на загробную жизнь? Не в раю ли?! Сталин очень жалел, что Гитлер избежал международного суда военных преступников, но эти документы, как и некоторые другие, доставленные из Берлина, позволили ему четче увидеть зловещий профиль того, с кем он вел смертельную борьбу все эти годы. А ведь в апреле 1945 года он приказал создать специальную группу, чтобы захватить Гитлера живым… Мог ли он догадываться, что придет время и многие историки, философы, писатели будут его, Сталина, сравнивать с тем, кого он поверг, искать сходные черты, присущие двум диктаторам? Это тоже вечная тайна.

Лежали в папке и другие бумаги,

к которым Сталин, по-видимому, обращался. Они сохранились в его фонде. Назову лишь некоторые. В папке письмо Сталину от выпускников Института красной профессуры, подписанное 27 октября 1935 года, где новые специалисты жалуются, что их выселяют из общежития, а «классово чуждые элементы, вроде княжны Багратион, оставляют». Здесь же протокол заседания комиссии о ликвидации Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. В докладной записке Я. Петерса и П. Поспелова говорится, что в Обществе «преобладают бывшие эсеры и меньшевики, тесно спаянные между собой связями. После убийства Кирова было арестовано 40–50 членов Общества…» Далее сообщается, что в их журнале «Каторга и ссылка» особый упор делается на Бакунина, Лаврова, Ткачева, Радищева, Огарева, Лунина и других. Есть статьи о Ницше и Керенском; в журнале сообщалось, как народовольцы готовили свои бомбы (мол, подозрительно)… Кое-кто в Обществе считает, что «они должны защищать своих членов Общества, арестуемых соввластью…» После чтения Сталиным этой записки судьба Общества была предрешена.

Там же и письмо «вождю» за подписью И.А. Акулова с предложением соорудить памятник на Перекопе и Чонгаре. Резолюция: «В архив. Вопрос отложен. Средств пока нет». Письмо друга Светланы Аллилуевой А.Я. Каплера из тюрьмы с просьбой о направлении на фронт; записка Берии об информации югославского генерала Стефановича относительно судьбы сына Якова, с которым он одно время вместе находился в плену; доклад Круглова о доставке в декабре 1945 года из Праги «Русского заграничного архива». Письма Сталину от Г. Ягоды, К. Радека, В. Зощенко, А. Жданова, О. Серовой, многих других. Со временем некоторые передавались в личный архив, другие, видимо, уничтожались. В «Личной переписке» кроме служебных бумаг немало писем, адресованных непосредственно «вождю». Знакомство с этими документами также позволяет приподнять часть полога, которым диктатор укрывал свои «тайны». В закрытом обществе, которое создал Сталин, естественно, ни о какой гласности, информированности народа не могло быть и речи. Людьми, которые знают как можно меньше, руководить легче. Этим «минимумом» занимались Жданов, Суслов и их выученики.

Существует еще одна тайна, которую едва ли когда удастся полностью раскрыть: смерть жены Сталина. Официальные заявления и различные версии известны давно. Но, пожалуй, ни одна из них не убедительна. Я просто выскажу одно соображение. В архиве есть любопытный документ, адресованный М.И. Калинину: прошение о помиловании Александры Гавриловны Корчагиной, заключенной лагеря на Соловках. Прошение написано фиолетовым карандашом на нескольких листках школьной тетради 22 октября 1935 года.

Как явствует из пространного письма, член партии А.Г. Корчагина пять лет работала домработницей в семье Сталина. Была арестована, когда один из заключенных, работавших ранее в Кремле, некий Синелобов, дал показания о том, что она-де говорила, будто Надежду Сергеевну застрелил сам Сталин. В письме Корчагина не очень убедительно отрицает этот факт, ссылаясь на официальную версию о «разрыве сердца» своей хозяйки. Упоминаемые в прошении Буркова, Синелобов (инициалов в тексте нет), сожитель Корчагиной охранник Я.К. Гломе, безымянный секретарь партячейки интересовались у домработницы: почему о причине смерти не указали в газетах? Из прошения явствует, что официальная версия смерти многих не удовлетворила, тем более, как пишет Корчагина, Сталин тогда же, в ночь смерти, вернулся на кремлевскую квартиру, видимо, следом за женой. По всей вероятности, эти разговоры, дошедшие до Сталина, напугали его, и он решил не только убрать Корчагину, но и фактом ее ареста заставить замолчать всех, кто что-либо знал об этом деле. Именно – замолчать.

В конце 1935-го – начале 1936 года судили по-сталински. Корчагина пишет Калинину, что угрозы следователя Когана принудили ее признать обвинение, а затем она без суда была сослана в Соловецкий лагерь. К письму приложено заключение особо уполномоченного НКВД Луцкого, которое гласит, что А. Г. Корчагина «проходит по делу о контрреволюционных террористических группах в правительственной библиотеке, в комендатуре Кремля и др.». Резолюция «всесоюзного старосты» лаконична: «Отклонен. М.И. Калинин. 8.III.36 г.».