Триумфатор
Шрифт:
«Ни за что!» – прошептал в полусне проконсул, не потому, что понимал происходящее, а из голого упрямства. Врожденного. На грани каприза: не хочу, не буду, не трогайте меня. Я лучше всех! Я самый несчастный! Жалейте меня. Но не прикасайтесь. Хочу сидеть и оплакивать свою поганую жизнь. Все предали. Все бросили. Всем только и надо от него что-то… Впустить? Нет уж. Он так, как-нибудь. Без диких рогатых лесовиков. И без их подружек.
Все-таки хорошо, что Карра ушла… Ну, так он себе сказал. С него спроса меньше. Кто и за что его должен спросить, проконсул сам
После поражения галлоты не скоро соберутся с силами, Мартелл это знал. Их племена рассеялись по своим крошечным крепостям-опидумам. Теперь воины запивают горе пивом с толстенной пеной, даже не стряхивая ее с вислых усов.
Можно выступать. Правда, в Косматой Галлоте дороги – только вытоптанные ногами в земле. Хорошо, что дождей немного, и проселки не размыты. Но кривизна, лужи посреди пути, грязища по низинам, не срытые пригорки, полное неумение что-либо – даже дорогу! – вытянуть в прямую линию, очень раздражали. Варвары!
Ни одного моста. Он уже не просит виадука. Ну, хоть бы жердочки перебрасывали через поток! Хорошо еще, что его ребята тащат сборно-разборные конструкции и сами умеют наводить переправы. Но впереди полноводная Секвена, широченная река, змеей разрезающая равнины и леса.
Местные переплывают ее на долбленых лодках, плотах, или просто оседлав бревна. Многие тонут. Но их это не останавливает. Беспечный народ! Бывает, и просто надувают мехи из шкур диких свиней, держатся за них одной рукой, а другой гребут. Теперь придется проделать нечто подобное и его когортам. Утонул – плохой солдат, в легионе служить не годишься!
Сердце у проконсула привычно болело и тянуло к земле. Иногда он удивлялся, как лошадь носит его с таким тяжелым сердцем? Почему не падает?
Что он за человек? Боится в Болотных Землях отморозить ноги, а сам убил женщину и даже не жалеет об этом. Нет, изобразить жалость сможет, но чувство не проникнет в него глубоко – ему самому все равно. Именно поэтому болит сердце, именно поэтому такое тяжелое – пустота тянет.
Последняя мысль молнией прорезала сознание, а через пару толчков крови последовал и удар грома – новое видение. От него Авл чуть не выпал из седла. Ему почудилось, будто он сидит в укромном логове хозяина леса, напротив рогатого Цернунна и ведет с ним едва ли не дружескую беседу. Роковой камень лежит между ними, а Карра хлопочет, накрывая на него, как на стол. Причем на валуне лежит ее собственная кожа, но она как-то не сердится, справляется.
Хозяин леса радушно поводит рогами, вместо человеческой головы у него оленья морда, только ни у одного оленя Мартелл не видел такого плотоядного выражения. Цернунн облизывается, его язык длинный и красный, способный дотянуться до земли. Говорит протяжно, не человеческим горлом, а так, что сказанное становится внятным, только отдаваясь в голове уже законченными мыслями.
«Твои солдаты не перейдут Секвену, очень широка, и ты сам это знаешь».
Проконсул подумал про наплавные мосты.
«Водовороты», – возразил хозяин леса.
К
«Она говорит, что надо принести дары богине Секвене».
«Опять потребуют жертву, людей не напасешься! – возмутился Мартелл. – Прожорливые у дикарей боги!»
«Нет, моя сестра не кровожадна, – покачал ветвистыми рогами Цернунн. – Ей довольно оружия. Ведь вы собрали мечи на поле боя?»
О да! Будет проконсул оставлять на земле оружие побежденных! Опыт учит. Они же потом вернутся и подберут свои вертелы, чтобы тыкать ими в спину его легионерам. Поэтому целые телеги были нагружены мечами, бронзовыми шлемами, нагрудниками, брошенными при отступлении – бегать надо налегке. Но зачем нести все это реке?
«Вы пойдете к ее истоку, – не допуская возражений, заявил Цернунн. – Там у берега опустите на дно оружие погибших. Так вы передадите богине их души, и они пойдут служить ей».
«А где они сейчас?» – задался вопросом проконсул.
«У Огмиса, нашего третьего брата. Он родился стариком и командует теми, кто в нашем мире уже ничего не стоит».
Мартелл пожал плечами: одному дикарскому духу, другому – какая разница? Зачем ей павшие в бою? Авл даже не успел задать вопрос, но уже получил ответ:
«Секвена лечит болезни. Тысячи людей приходят к ее источнику. Никогда не думал, куда деваются хвори? Ведь в мире ничего не пропадает бесследно. Души посвященных Секвене воинов высасывают болезни из страждущих и удерживают в себе, пока не настанет время выпустить мор на землю. Только для этого они и годятся. Ты не знал?»
Нет, не знал. Лучше бы души павших спускались в аид, или что тут у них предусмотрено?
«У Огмиса они бездельничают, – сообщил Цернунн. – А мертвые не должны успокаиваться. Ни на минуту».
Забавно. Авл всегда мечтал после смерти отдохнуть. Но ведь речь не о нем.
Тут проконсул осознал, что речь ведется не только не о нем, но и не с ним самим. Цернунн обращался к лару внутри Мартелла, отвечал на его вопросы, договаривался, пояснял… Вел себя как любезный хозяин только потому, что видел в нем собрата. А сам Авл – лишь мешок с костями, плоть, натянутая на чужого подселенца.
«А моя-то душа где? – ужаснулся проконсул. – Я сам ничего не стою?»
Нет, сам он, без сомнения, стоил недешево. Ведь его люди – где бы и с кем бы он ни служил – ценили именно его надежность, справедливость, тепло. Да, ему не раз говорили, что от него тепло. Лар принес с собой боль и страх, к которым привыкаешь, но которые нельзя полюбить. Только вспышки ярости от подавленного гнева разрушали душу. А Мартеллу на его постах приходилось многое в себе давить. По молодости чаще перекашивало от гнева, чем теперь – он был горяч. Сейчас настала пора общего охлаждения. Но, как этими уродливыми вспышками, так и попытками их сдерживать, он калечил душу – расшатывал, как гвоздь в гнезде. Не этого ли добивался лар?