Триумфатор
Шрифт:
Жрецы переглянулись между собой, довольные тем впечатлением, которое кумир произвел на вражеского командующего. Они стали одевать свое божество, закрывая его бесформенное деревянное тело.
Авл не мог бы сказать, что с ним, пока не осознал: к Секвене потянуло не его, а лара. Одна тварь желала другую. Вот и все.
В ту же ночь ему пригрезилось, будто он тонет в дубовой колоде, как в черном тягучем меду. Она оказалась мягкой и податливой внутри, но скользкой и холодной. К тому же двигалась. Авл понял, что вместо дерева вокруг него плотно переплелись болотные гадюки, свившись
Он испытал одновременно страх с гадливостью пополам и невероятный восторг, точно ему самому хотелось слиться с этим клубком, стать его частью. Мартелл понял, что его человеческое «я» парализовано ужасом и отвращением. А лар исходит противоестественным удовольствием.
Усилием воли Авл заставил себя проснуться. Да, умел и так. Хочешь идти вверх, научись собой управлять. Проконсул сел на кровати и долго смотрел в темноту. «Я болен, – повторил он недавнюю мысль. – Рехнулся. Путаю себя и…» Признать лара чужим, желать от него освободиться, было невозможно. Но в эту секунду, ощущая на коже елозящих гадюк, Секутор смог.
Глава 5
Лесные жители
«На краю света нет ни земли, ни воды, ни неба, ни деревьев, а только вещество, сгустившееся из всех элементов».
– Зачем тебе статуя Секвены? – Валерий всегда задавался очевидными вопросами. Это уже не раздражало проконсула.
– Мне нужны лодки. Все имеющиеся у местных средства переправы. – Вполне разумное объяснение. – Река неспокойная. Она не позволит навести наплавные мосты. Хотелось бы перевезти людей без потерь. А у нас еще лошади, провиант, поклажа, лагерные конструкции.
– Конфискуем лодки, – пожал плечами Друз. – Или, на твой взгляд, не хватит? Видел же, как мало опидумов по дороге.
– Сами отдадут.
Легат снова выразительно пожал плечами. После сражения у Лимеса? Сами?
Авл кивнул.
– Я собираюсь принести дары духу их реки. Для этого и понадобился идол.
«Да ты же сам собой не владел, едва его увидел!» От Валерия ничего нельзя было скрыть. Тот неотступно следил за другом, держал проконсула в поле зрения. Авл бы мог поклясться, что, стоит ему повернуть голову, и старый заместитель повернется туда же, чтобы первым заметить угрозу и предотвратить.
– Я что, магнит проглотил?
Вопрос не требовал ответа. Они уже лет двадцать посмеивались друг над другом. Проконсул твердо решил принести оружие в жертву Секвене. Его самого поражало, как он умеет рационально объяснить свои самые неожиданные идеи. И люди верят. Полагаются на него. А он – сам без понятия, куда их ведет.
По совести говоря, Мартелл просто хотел избавиться от внимания страшных существ, которые взялись мучить его в самый неподходящий момент. Ради этого был готов утопить все оружие галлотов, взятое у Лимеса, и предать их поголовно нестерпимой участи хранителей чужих хворей. Пусть их же боги с ними и разбираются!
На другой день телеги с исковерканной бронзовой рухлядью в сопровождении пышного конвоя отправились к излучине реки. Авл ехал с
Командующий двигался впереди колонны, в сопровождении легатов, и сохранял равнодушный вид: будто ему и дела нет до похотливой деревяшки с костяным лицом.
16
декурия – кавалерия.
– Спроси, почему ее губы бордового цвета, – обратился он к квилиту-переводчику.
Тот нагнал жрецов, тащивших свой кумир на резных носилках. По такому случаю проконсул уступил свои, они тоже считались даром для богини.
– Жрецы говорят, что это ягоды тутовника, – сообщил переводчик и нехорошо скривился, что означало: он им не верит.
Авл тоже не верил. Из поколения в поколение, из века в век варвары мажут рот богини жертвенной кровью. Сейчас это вполне может быть сок шелковицы, но прежде была баранья, а еще раньше – человечья кровь.
Проконсул хорошо это знал, потому что его лара так и тянуло присосаться к губам богини в жарком, слюнявом поцелуе, чтобы слизать как можно больше жизненной силы.
«До каких пор ты будешь мучить меня? – взмолился Мартелл. – Почему раньше помогал, а теперь губишь?»
«Ты сам выбрал наказание, – был ответ. – До тех пор, пока ты не забудешь о людях в катакомбах, я буду толкать тебя в грязь. Убей их, и будем квиты. Я снова стану твоим слугой, цепным псом, если захочешь».
Хотел ли он?
«Тебе все равно не избавиться от меня. Я – это ты. Без меня ты – ничто. Слабый, перепуганный ребенок. Ты – младенец!»
Неправда. Пусть он не гений, не хитрец, не стратег – все это дано ему злым подселенцем. Но он, по крайней мере, не трус – это свое, не заемное. И еще он справедлив, это отмечают все, кто с ним сталкивался. Не любит нечестья, не терпит напраслины, сплетен. Это тоже свое. Лар-то как раз подбивает его на каверзы. Каждый раз, когда проконсулу приходилось судить, решать чью-то участь, злобная тварь просто под руку толкала, заставляла возмутиться, вспылить, принять неправое решение – лишь бы поскорее, лишь бы отвязаться. Приходилось его обуздывать.
Значит, свое: храбр и справедлив. Уже неплохо. Обычно, конечно. Без изысков. Но вовсе не так ужасно, как у многих. Например: труслив и прожорлив, или ленив и похотлив, или, наконец, завистлив и пьяница. Гораздо лучше, чем у большинства!
Но и не блестяще. Значит, сам по себе он честен и прост. Таких тысячи. Избавиться от лара – принять свою обычность, дюжинность. Сказать себе: ты никогда бы не достиг высот без этой твари. Но нужны ли высоты, если даймон не дает жить?
Излучина реки образовывала огромную вымоину с песком, целый плес, за которым располагался затон, больше похожий на озеро. Вот на его-то берегу и стоял деревянный храм с коньком на крыше – верхняя поперечная балка завершалась фигурками лошадей, вернее, их голов.