Тривейн
Шрифт:
– Этим следовало бы заняться сейчас... Чем дольше тянуть, тем больше риск! Не забывайте, что Тривейн охотится за «Дженис»!
– Именно поэтому мы и не предпринимаем необдуманных шагов... Особенно теперь. Тривейн ничего не выудит, а вот Роджер Брюстер может...
Глава 17
Эндрю Тривейн смотрел из окна своего кабинета на быстрое течение Потомака. Опавшие почерневшие листья, солоноватая вода в реке, футбольные матчи по субботам и воскресеньям... Одним словом, осень. Разгар осени характерен еще и тем, что газеты больше пишут
Заседание прошло нормально, мозговой центр подкомитета сумел собрать достаточно информации, чтобы противостоять власть имущим из «Дженис индастриз», особенно одному из них – Джеймсу Годдарду, единственному, кто отвечал на вопросы. Следующей остановкой для Тривейна был Сан-Франциско.
Собственно, с задачей они справились, и не в последнюю очередь благодаря особому методу, рекомендованному Тривейном своим сотрудникам. Заключался он в том, что серьезная работа велась не в офисе, а в комнате отдыха в доме на Таунинг-Спринт. Понятно, что в этот своеобразный штаб допускались лишь избранные – Алан Мартин, Майкл Райен, Джон Ларч и неугомонный Сэм Викарсон. У Тривейна были к тому весьма веские основания. Когда пришли последние ответы от «Дженис» и ее заводов, а также от разбросанных по всей стране подрядчиков, Тривейн и его люди столкнулись с огромным объемом информации. Кабинет, где хранились папки, был забит до отказа. Ознакомившись с новыми документами, команда Тривейна поняла, что ответы весьма расплывчаты, и разослали главам компаний повторные запросы. Тривейн понял тактику «Дженис»: завалить его беллетристикой. Трудно было даже просто сопоставить огромное количество ответов, не говоря уже о том, что почти все они отличались уклончивостью.
Тривейн оказался в сложном положении: следовало найти кончик ниточки в этом огромном клубке лжи и, минуя тысячи преград, добираться до истины. Работа предстояла сложнейшая, можно сказать, исполинская, и, чтобы выполнить ее, нужно было найти удобное для всех место, где можно работать допоздна, по субботам и воскресеньям.
Была и еще причина, почему они выбрали Таунинг-Спринг: уединение... И к Райену и к Ларчу уже подкатывались некие типы, пытаясь выяснить, что известно команде Тривейна о «Дженис». Не обошлось, понятно, и без завуалированных намеков на солидное вознаграждение и отдых на Карибских островах. Но эти попытки ничем не кончились: и Райен и Ларч сразу поняли, о чем речь.
Произошли и три инцидента, в которых опять же чувствовался завуалированный, осторожный интерес.
В один прекрасный день сосед по дому пригласил Сэма Викарсона в загородный клуб в Чеви-Чейз. Небольшой коктейль, в котором приняли участие какие-то полузнакомые Сэму люди, очень скоро превратился в настоящую пьянку: едва знакомые друг с другом люди стали вдруг закадычными друзьями, настоящие же друзья перессорились. Веселье тем не менее продолжалось, алкоголь кружил головы, и очень скоро Сэм Викарсон оказался на площадке для гольфа вместе с женой мелкого конгрессмена из Калифорнии.
Потом, как рассказывал Сэм Тривейну, опуская некоторые подробности, – большая доза ликера, очевидно, вызвала и провалы в памяти, – им пришла в голову великолепная мысль прокатиться по площадке на тележке для гольфа. Однако проехать удалось лишь несколько сот ярдов: сел аккумулятор. Жена конгрессмена сначала испугалась, но потом повела себя весьма недвусмысленно, намекая, что ее тянет к Сэму. Они почти тут же направились в клуб и вдруг наткнулись на ее мужа, которого сопровождал незнакомый Сэму человек.
Последовала безобразная сцена: муж и не думал стесняться в выражениях, поскольку был пьян до бесчувствия. Отведя душу, он врезал жене пощечину и кинулся на Сэма. Тот отступил, готовясь защищаться, но тут приятель нападавшего схватил конгрессмена за руки, повалил наземь и велел успокоиться, не выставлять себя за посмешище. Обманутый муж еще более разъярился, принялся вырываться из рук приятеля и, убедившись, что это ему не удастся, прокричал Сэму:
– Убирайся к черту со своим Пало-Альто!
Жена конгрессмена тем временем кинулась к автомобильной стоянке.
Незнакомец зажал конгрессмену рот рукой, поднял его на ноги и потащил к стоянке, вслед за супругой.
Сэм Викарсон, стоя на траве, молча наблюдал за происходящим. Он тоже был пьян, но тем не менее понял, что рухнул какой-то договор, распалась какая-то связь с Пало-Альто... Это и есть «Дженис индастриз»...
Сэм рассказал Тривейну о своих подозрениях, и тот с ним согласился. Что ж, впредь надо быть осторожнее, принимая подобные приглашения...
О втором случае Тривейну рассказала его секретарша. По ее словам, она вот-вот должна была расстаться со своим женихом: их отношения давно изменились, не осталось и намека на чувство. Неожиданно он попросил ее вернуться к нему, хотя бы на несколько дней для видимости. С чего бы вдруг? К тому же он стал задавать ей слишком много вопросов. Затем вдруг уехал из Вашингтона, попросив ее снабдить его рекомендациями, что она и сделала. В день отъезда в Чикаго, к месту новой работы, жених позвонил. «Передай своему шефу, – сказал он, – что многие с Небраска-авеню заинтересованы в „Дженис индастриз“. И все они очень встревожены!»
Секретарша, понятно, все рассказала Тривейну. Так снова выплыла корпорация «Дженис индастриз».
И наконец, о третьем инциденте ему стало известно от Франклина Болдвина, того самого нью-йоркского банкира, которому Тривейн был обязан своим назначением на пост председателя.
Болдвин приехал в Вашингтон на свадьбу внучки, выходившей замуж за родовитого англичанина, атташе английского посольства. По словам Болдвина, «это была самая глупая церемония из всех, которую я когда-либо видел! Времена не меняются: скажите любой американской матери, что ее дочь нашла титулованного жениха, и вместо свадьбы она сразу же возмечтает о нудной коронации».
Итак, банкиру все-таки пришлось принять участие в этом погребальном обряде, и, когда уже Болдвин собирался уйти, один из его старых друзей, отставной дипломат, пригласил его «на лучшие воды Вирджинии», где можно превосходно отдохнуть.
Они поехали, но в доме старого друга Болдвин, к своему великому удивлению, встретил какого-то отставного адмирала.
Поначалу ему даже нравилась та безобидная игра, которую затеяли старики: они вели себя так, будто к ним снова вернулась молодость, избегавшая надоевших разговоров о делах.