Тривселенная
Шрифт:
Счастье Миньяна прервалось, когда взошедшее утром солнце заговорило с ним мыслью Спасителя.
«Твое присутствие разрушает мир», — сказал Спаситель.
«Нет, — возразил Миньян. — Если бы я не пришел в мир, не родились бы Создатель и Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной, и ты, называющий себя Спасителем, тоже не появился бы».
«Это так, — согласился Спаситель. — Ты выполнил свое предназначение во Вселенной. Теперь ты должен исчезнуть».
«Нет, — возразил Миньян. — Материя не может исчезнуть. Материя может стать духовной сутью, идеей, полностью слиться с идеями твоего мира. Это не означает — исчезнуть».
«Это так, —
«Нет, — возразил Миньян. — Я не могу вернуться во Второй мир, из которого был изгнан Учеными. И в Первый мир я не могу вернуться, потому что там я умер, а мертвые не возвращаются».
«Это так, — согласился Спаситель. — Не возвращаются мертвые, но ты стал иным. Разве ты — это составляющие тебя части, носящие свои имена? Ты иной. И разве ты выполнил свое предназначение в Первом мире? Я — Спаситель Третьей Вселенной. Меня не было бы, если бы в этот мир не явился ты — Спаситель Первого мира».
«Нет, — возразил Миньян. — Я не могу быть Спасителем Первого мира, потому что никогда не вернусь обратно. Путь закончен».
«Это так, — согласился Спаситель. — Закончен путь духовного возвышения. И теперь должен начаться обратный путь — возвращение к истокам. Только так будут спасены миры, составляющие Тривселенную».
«Нет, — возразил Миньян. — Между Третьим миром и Первым есть еще Второй. Спаситель должен появиться и там, но Ученые изгнали меня, лишив памяти».
«Это так, — согласился Спаситель. — Но память ты обрел заново, и если бы не бой с Учеными, не смог бы этого сделать. Если бы не Ученые, ты не оказался бы здесь и не стал тем, кто ты есть. Во Второй Вселенной есть Спаситель, не знающий о своем предназначении, но делающий все для его выполнения. Ты еще не понял, о ком идет речь?»
«Ученые?» — поразился Миньян.
«Ты и раньше знал это», — укорил Спаситель.
«Они утверждали, что я несу гибель их миру, а ты утверждаешь, что я могу его спасти!»
«Верно и то, и другое. Не наполнив себя идеями Третьего мира, ты был опасен для Второго и бесполезен для Первого. Сейчас только ты можешь спасти Тривселенную — ты, способный жить в трех мирах».
«Разве живя в мире идей, я стал их частью? — с горечью сросил Миньян. — Разве я живу вашей жизнью и помню вашей памятью? Я создал себе твердь и солнце, и воздух, свой материальный мир в вашем духовном. Разве не ты утверждаешь, что своим присутствием я разрушаю твой мир?»
«Это так, — согласился Спаситель. — До рождения Вдохновенной-Любви-Управляющей-Вселенной, до рождения Создателя, до моего появления ты был лишним в этом мире. Сейчас ты его часть. Войди, возьми и иди. Войдя, ты поймешь. Взяв, обретешь себя. Уйдя, спасешь — не только себя, но и наш мир, и мир Ученых, и свой мир, мир Земли».
«Войти?» — переспросил Миньян.
«Да!» — сказал Спаситель мыслью, изображенной на золотом диске давно взошедшего солнца. Светило неподвижно висело над горной цепью, полдень не наступал, а вечер не приблизился ни на один квант времени.
Красота созданного Миньяном мирка была совершенна, насколько мог быть совершенным материальный идеал, не наполненный светом духовности. Ормузд в душе Миньяна противился уничтожению светлого мира, Ариман в душе Миньяна желал тьмы, Абрам Подольский и Пинхас Чухновский в душе Миньяна стремились возвыситься наконец до божественного света и насытить общую память идеями Третьего мира. Даэна в душе Миньяна любила, и Натали
Миньян потянулся к солнцу и стер с его горевшего лика мысль Спасителя, начертав свою.
Миньян протянул руки свои к горам и сохранил о них память, и память о реке, текущей молоком и медом, он сохранил тоже, а еще память о небе и облаках, звездах и терпком утреннем воздухе, наполненном запахами покинутой Земли.
Свет Ормузда растворился во мраке души Аримана, впитавшем в себя любовь Даэны и Натали, стремление к божественному воплощению Абрама и Пинхаса, и жажду познания Антарма и Генриха он впитал тоже вместе с деятельной активностью Влада и Виктора. Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной приникла сутью своей к этому существу, и Спаситель вошел в него, и Создатель в нем растворился, утратив личность, но обретя наконец истинную способность создавать несозданное.
«Я знаю свое имя, — подумал Миньян. — Мое имя — Мессия».
Мрак вернулся, но это был другой мрак, не тот, что принял десять душ, вырвавшихся из-под купола Ученых. И безмолвие стало иным, а отсутствие не было отрицанием материи в духовном мире, но отсутствием чужести, разъединявшей три Вселенные.
Мрак. Безмолвие. Отсутствие.
Глава семнадцатая
Поле было сожжено и казалось, что никакая жизнь здесь больше возникнуть не может. И еще испарения. Впечатление было таким, будто поле потеряло душу, и она светлым облачком, напоминавшим формой скособоченный и лишенный опоры дом, висела над черной, покрытой хрупкой корочкой, землей, наблюдая за всем, что происходило там, где совсем недавно души не отлетали ввысь, а напротив, нарождались и вступали в мир.
Миньян постоял, дожидаясь, пока все его части осознают не только общую для них личность, но и самих себя. Последним, кто вернулся и понял, что живет, был Ариман, сразу потянувшийся к своей Даэне. Миньян ощутил удовольствие, близкое к экстазу, от одного только прикосновения рук, пальцев, а потом и губ, это были сугубо материальные ощущения, странным образом оказавшиеся более духовно насыщенными, чем удалившиеся в бесконечность прикосновения идей, оставленные в Третьей Вселенной.
Плечи соприкоснулись, и энергия мысли заструилась от тела к телу, от мозга к мозгу, от сознания к сознанию. Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной незримо присутствовала в нем, а поступки свои он теперь мысленно согласовывал с тем, как мог бы поступить Спаситель.
Он выбрался с поля Иалу на не тронутый недавним пожаром участок почвы, оставляя за собой вереницу глубоких следов — жижа рождения, вчера еще бывшая живой и светлой, нынче выдавливалась из-под черной корочки черной же слякотью и хлюпала, будто девчонка, у которой злой отец забрал и выбросил любимую тряпичную куклу.
Он знал — благодаря наблюдательности Виктора, — что после победы Ученых над энергией памяти прошло всего несколько часов, может быть, только ночь, да, конечно, именно ночь, потому что солнце стояло невысоко над восточным горизонтом, где вдали виднелись купола городского рынка и острый шпиль резиденции Минозиса. И еще он знал — благодаря чувствительности Ормузда и способности Чухновского понимать тонкие движения души, — что Ученый всю эту ночь провел без сна, ожидая возвращения побежденных им людей, страшась этого возвращения и желая его.