Троцкий. Книга 1
Шрифт:
Троцкий не без брезгливости прочел первую статью Ярославского: «Мистер Троцкий на службе у буржуазии, или первые шаги Л. Троцкого за границей», а затем и вторую – «Как «отвечает» Троцкий и как рабочие отвечают Троцкому». Набор выражений обеих статей был уже обычным для советской печати того времени: «контрреволюционные призывы Троцкого», «рекорд глупости», «возвращение к меньшевикам», «плевок по адресу Советского Союза», «блудливая, ренегатская троцкистская правда», «полное идейное банкротство и перерождение Троцкого» и т.д. Отсутствие аргументов компенсировалось, как обычно, крепкими выражениями. Однако две основные идеи у Ем. Ярославского все же выделить можно. Он полагал, что Троцкий разоблачил себя полностью, получив за свои публикации «крупную сумму долларов». Как пишет сталинский автор, «живой политический покойник, живой ренегат сторговывается, за сколько продать свою клевету…». Оказывается, даже известно, за сколько: «По некоторым
Другая идея статей Ярославского – осуждение Троцкого как ренегата за сам факт публикации статей в буржуазной печати. Классовая девственность сталинского идеолога не допускала даже возможности «обращаться к классовым врагам пролетариата, пользоваться их услугами для публикации своих инсинуаций»{16}.
Троцкий, читая эти казенные, разносные статьи, мог подумать: для Ленина не было зазорным печататься в буржуазной прессе, критикуя меньшевиков. Это не считалось предосудительным. Неужели Сталин, исключив своего главного оппонента из партии, вытолкав его за кордон без средств к существованию, мог рассчитывать на то, что тот навсегда замолчит и притихнет? Нет, выбор Троцким сделан давно. Он будет бороться всеми доступными для него политическими и идейными средствами. Будет бороться со Сталиным и его оруженосцами. Такими, как Ем. Ярославский. Ему, кстати, он посвятит еще не один абзац своих будущих статей и даже создаст блистательные сатирические зарисовки, например, «Советские Плутархи». Троцкий напишет в этой статье всего несколько строк: «При царе Давиде летописцем состоял некий муж, по имени Гад. Был ли он академиком, неизвестно. Но историк Ярославский происходит, несомненно, от этого Гада по прямой линии… Ходят слухи, что ввиду особых заслуг этой корпорации по «чистке» истории, Кремль намерен ввести особый знак отличия: орден имени Плутарха. Однако сам Ярославский опасается, что это имя может посеять в народе соблазн. «Плутархи? – удивится иной обыватель, не получивший классического образования, – Плутархи? А, может быть, просто архи-плуты?»{17}
Перед Троцким стояли задачи: прежде всего наладить регулярный выпуск «Бюллетеня оппозиции» и распространить его в максимально возможном количестве стран, включая и СССР; создать центр сплочения марксистских сил, противостоящих бюрократическому социализму; попытаться установить связь со своими сторонниками в Советском Союзе.
…Устало разогнувшись к концу дня за письменным столом, Троцкий долго смотрел в окно на притихшее, безмятежное море, окрашенное багрянцем заходящего солнца. Он уже начал терять надежду, что его позовут обратно. Нужно было привыкать жить в положении человека, по его выражению, «без паспорта и визы». Есть люди, которые после триумфов и взлетов хотят только покоя, пишут воспоминания, не спеша перебирая в памяти былое. Но Троцкому этого было недостаточно. Его цель – борьба с кремлевским победителем. В своем письме в Политбюро ЦК и Президиум ЦКК, написанном на Принкипо, Троцкий писал, что «левая» оппозиция не сложит политического оружия и будет сражаться со Сталиным до конца. «Политическая судьба Сталина, развратителя партии, могильщика китайской революции, разрушителя Коминтерна, кандидата в могильщики немецкой революции, предрешена. Его политическое банкротство будет одним из самых страшных в истории…»{18} Изгнанник не только сделал свой выбор, но и определился в отношении средств этой борьбы: политическая, идеологическая, литературная формы критики и разоблачения сталинского режима, организация альтернативных Коминтерну структур, борьба за влияние среди рабочих различных стран.
Роясь в своих бумагах, Троцкий случайно открыл подаренную старым другом семьи, Анной Константиновной Клячко, жившей в Вене, книгу «Письма Марка Туллия Цицерона» на любопытной странице: «Следует ли оставаться в отечестве, когда оно под властью тирана? Следует ли всяким способом домогаться избавления от тирании, если даже вследствие этого государству в целом будет угрожать опасность? Следует ли пытаться помочь отечеству, угнетаемому тираном, используя удобный случай, и словами, а не войной? Подобает ли государственному деятелю сохранять спокойствие, удалившись куда-нибудь из отечества, угнетаемого тираном, или идти на всяческую опасность ради свободы?..»
Вопросы Цицерона, обращенные к Титу Помпонию Аттику, как будто адресовались из глубины столетий и ему, Льву Троцкому. И он был готов отвечать на новые грозные вызовы судьбы. А их было много: Коминтерн, превратившись в значительной мере в московский коммунистический орган, мобилизовал все свои силы для дискредитации Троцкого как политического деятеля, для компрометации многочисленных группировок, которые его поддерживали, для широкой идеологической войны против троцкизма вообще. Вместе с этим, Сталин не отказался и от замысла использовать против Троцкого белую эмиграцию. Сам Троцкий всегда относился к белым враждебно. Когда он еще был в зените власти
Запад отнесся к высылке Троцкого настороженно, видя в этом коммунистический подвох. Изгнанные, «вчерашние», усмотрели в факте депортации Троцкого раскол в советском руководстве, глубокий кризис и, соответственно, надеялись на приход новых, лучших времен. Через два месяца после прибытия изгнанника в Турцию Ягода, Дерибас и Артузов – жрецы большевистской инквизиции – на основе донесения агентов Иностранного отдела ОГПУ могли доложить Сталину:
«Восьмого апреля в Праге состоялся закрытый доклад П.Н. Милюкова, который верит, что большевики падут в сентябре с.г. и что очень удачен момент для создания за границей русской республиканской демократической партии… Кускова же считает, что «большой» революции нет оснований ожидать, но высылка Троцкого за границу может способствовать новому, еще более широкому нэпу, который даст стране свободу торговли, труда и т.д.»{21}. Как быстро оторвались от российских реалий эти бывшие лидеры, склонные выдавать желаемое за действительное…
В средствах массовой информации сотрудниками ОГПУ была запущена версия о том, что действительная цель высылки Троцкого за рубеж – не наказание за оппозиционность, а внедрение в революционное движение Запада для его инициирования и нового подъема. Эта мысль, по замыслу авторов версии, должна была усилить враждебность к Троцкому, особенно со стороны тех, кого он вышвырнул из страны в результате Гражданской войны, прежде всего белых офицеров. Сегодня есть основания считать, что велась и более целенаправленная, конкретная работа. В следующей главе я приведу несколько документов, резолюций Сталина, из которых станет ясно, что генсек уже давно начал организовывать охоту на Троцкого – фактически через два года после его депортации.
Сегодня известно, что, как только Троцкий поселился на Принкипо, за ним была установлена слежка. В деревушке, расположенной в нескольких сотнях метров от запущенной виллы, которую снял Троцкий, стали появляться не только журналисты и его сторонники. Одно время Троцкому настойчиво предлагал свои услуги в качестве секретаря Валентин Ольберг, давший через несколько лет «показания» в Москве против изгнанника. Появлялись и иные подозрительные субъекты, желавшие наняться к Троцкому телохранителями или прислугой. Новый обитатель виллы разорившегося паши всем вежливо отказывал. Однажды ночью в марте 1931 года неожиданно загорелся дом, в котором жила семья Троцкого. Изгнанник писал в Париж Е.В. Крыленко: «Вместе с домом погорело все, что было с нами и на нас. Пожар произошел глубокой ночью… Все вещи от шляп до ботинок стали жертвой огня, сгорела вся библиотека целиком, но по счастливой случайности сохранился архив, или, по крайней мере, важнейшая его часть…»{22} Позднее, уже в Мексике, анализируя происшедшее, Троцкий все больше склонялся к тому, что это был поджог.
По рекомендации Росмера и Снейвлита (голландский социалист. – Д.В. ) Троцкий взял двух секретарей (сменилось их на Принкипо пятеро), а также несколько охранников из числа проверенных сторонников. Один из них, голландец Хеан ван Хейхеноорт, остался с ним до последней минуты его жизни и написал впоследствии книгу «С Троцким в изгнании. Из Принкипо в Койоакан». Турецкое правительство отрядило полдюжины полицейских для круглосуточной охраны прибежища изгнанника. Уже через три-четыре месяца после поселения на Принкипо Троцкий имел довольно надежную охрану. Но это не мешало ОГПУ вести непрерывное наблюдение за его виллой.
Поэтому, когда Я. Блюмкин (да, тот самый, который в 1918 г. убил в Москве немецкого посла Мирбаха), возвращаясь из Индии через Константинополь, встретился с Троцким, это сразу же стало известно ОГПУ. Троцкий провел с Блюмкиным день в разговорах, а когда пришел рейсовый пароходик, проводил его до пристани, отправив с ним в Москву несколько писем. (В свое время Троцкий спас этому человеку жизнь.)
Блюмкин, прибыв в Москву, побывал у К. Радека и передал ему пакет от Троцкого. Радек посоветовал гостю самому пойти в ОГПУ и рассказать о встрече в Константинополе. Посетитель ушел в тревоге и растерянности, а Радек тут же позвонил Ягоде и сообщил о вечернем визите Блюмкина, передав в органы нераспечатанный пакет, посланный ему изгнанником. Но Ягода и так был осведомлен о встрече Троцкого и Блюмкина.