Троцкий. Книга 1
Шрифт:
Под скрип полозьев длинного обоза Троцкому пришла идея бежать, не доезжая до места назначения. Когда доехали до городка Березова (того самого, куда Петр II сослал фаворита Петра Великого князя Меншикова), жандармский офицер позволил дать двухдневный отдых обозу. Троцкий решил задержаться здесь, симулируя приступ радикулита. А. Фейг, «поделец» Троцкого по процессу, врач по профессии, проинструктировал товарища о симптомах болезни и формах ее симуляции. Троцкому разрешили под охраной двух жандармов задержаться еще на несколько дней. Когда печальный караван ушел дальше на север, по договоренности с местным жителем, которого звали Козья Ножка, Троцкий обманул беспечных жандармов и бежал. Побег был дерзким – вдоль реки Сосьва, напрямую в сторону Урала
При установлении Советской власти в Березове в ЦК РКП(б) пришел пакет с такой сопроводительной бумагой:
«РСФСР. Штаб отряда Северной экспедиции в ЦК партии большевиков.
При сем препровождаем дело о побеге т. Троцкого из ссылки Березовского уезда в 1907 году, добытое отрядом при взятии г. Березова Тобольской губернии для передачи в Музей революции в подарок от Северного экспедиционного отряда.
Комсевотряда – Лепехин
Адъютант – М. Рудер-Григе»{96}.
В архивном деле имеется выписка из постановления секретариата Реввоенсовета Республики: «Политическое дело имеет огромную историческую ценность как документ для составления биографии вождя пролетарской революции тов. Троцкого»{97}. Бросается в глаза одна деталь: Лепехин и Рудер-Григе предлагали обнаруженные документы передать в Музей революции, а секретариат Троцкого распорядился иначе: «…для составления биографии вождя пролетарской революции…». Троцкий давно начал смотреться в зеркало истории.
Нашли следы побега и из первой ссылки. Летом 1922 года Сермукс, докладывая очередные бумаги наркому, сверху положил письмо:
«Товарищ Троцкий!
Сегодня, разбирая архив старой Николаевской охранки, обнаружили переписку по поводу Вашего бегства и скитания по Сибири. Переписка и… Ваш портрет. Мы, конечно, поинтересовались и решили отправить портрет Вам, как документ, свидетельствующий и живо напоминающий о горьком и величественно грандиозном безвозвратном прошлом.
Интересно, получите ли?
С коммунистическим приветом сотрудники Верхоленского Политбюро Н. Ипалов, Гайшинец.
28 июня 1922 г.
Верхоленск Иркутской обл.
Уездное Политбюро»{98}.
Такие письма, хотя бы на несколько минут, были способны погрузить Троцкого в глубь ушедшего. Правда, нельзя не отметить наличия «Уездного Политбюро»… Но вернемся ко второму побегу.
В деле есть несколько телеграмм, проливающих свет на «технику» побега Троцкого.
«Усть-Сысольск. Вологодская губерния. Исправнику.
Из Березова скрылся Лейба Бронштейн тридцати лет. Интеллигентный, носит очки пенсне, большие волосы. Выехал через Ляпин-Щегур в Вологодскую и на Архангельскую. Прошу задержать. Исправник Евсеев».
После выяснения обстоятельств исправник из Усть-Сысольска сообщает другому исправнику – в Березове:
«Его Высокоблагородию Березовскому уездному исправнику.
Рапорт
Доношу Вашему Высокоблагородию, что произведенным розыском по трактам от г. Березова до Ляпино оказалось: ссыльнопоселенец Лев Бронштейн при своем побеге проследовал на оленях по Вагулке в юрты Шоминские, где Бронштейн, напившись чаю и взяв двух оленей за 2 руб. до юрт Оурынских у инородца Семена Кузьмина Куликова, с которым и отправил свой багаж вперед; в качестве переводчика и путеводителя крестьянин Ванифатий Батманов. В юртах Оурынские один олень пропал, другого продали инородцам за 8 руб., а третий остался. Доехал до Богословских заводов за 30 руб…»{99}
Проделав по стылой снежной равнине около 800 километров, Троцкий добрался до Урала. Сам он позже вспомнит: «Я ехал в тревоге. Но когда я через сутки оказался в удобном вагоне пермской дороги, я сразу почувствовал, что дело мое выиграно… В первые минуты мне показалось тесно и душно в просторном и почти пустом вагоне. Я вышел на площадку, где дул ветер и было темно, и из груди моей непроизвольно вырвался
Дерзкий побег удался. С помощью Н. Седовой Троцкий укрылся в Финляндии, где повстречался и с Лениным, и с Мартовым, которые жили в соседних селениях. Троцкий почувствовал, что «меньшевики каялись в безумствах 1905 года», а большевики считали, что надо было действовать решительнее. Мартов, как всегда, блистал «множеством мыслей, тонких, блестящих, но не было одной мысли, самой главной…». А Ленин, по словам Троцкого, «одобрял в беседе мои тюремные работы, но укорял за то, что я не делаю необходимого организационного вывода, т.е. не перехожу на сторону большевиков. Он был прав»{101}.
Следует заметить, что при написании собственной автобиографии Троцкий всячески пытался приуменьшить разногласия, которые были в то время между ним и Лениным, многократно повторял, что, хотя он и не был в лагере большевиков, мол, из меньшевистского лагеря он тоже ушел. Это не так. До 1917 года Троцкий почти постоянно в оппозиции к Ленину, а временами ведет против него настоящую войну, часто не очень заботясь в выборе выражений. Полемизируя с Лениным, Троцкий говорит с ним в той же тональности, какую и вождь РСДРП позволяет себе в отношении своих оппонентов. Троцкий оперирует «полемической шваброй» Ленина, которому «не хватает гибкости мысли», высмеивает «ленинские заклинания», его окрики и «распущенно-демагогические строки». Ленин, по словам Троцкого, не «убедит, а утомит читателя всей этой философией», порой «огревая его по темени…». Не останавливается Троцкий, разбирая философскую работу вождя, и перед заявлением: «…диалектике нечего делать с тов. Лениным»{102}. Бульварный тон полемики был не только у Троцкого, но и у Ленина (еще в большей степени) и других русских революционеров.
Хотя по своим мировоззренческим установкам Троцкий был «леваком», тем не менее ему были присущи и идеи реформизма, что было обусловлено в значительной мере его окружением на Западе и личными симпатиями и связями. До поры до времени ему удавалось совмещать радикализм с реформизмом. Этот политический и идейный дуализм как характерная черта портрета революционера сохранился у Троцкого до бурных месяцев 1917 года.
После весьма прохладной и недолгой встречи с Лениным Троцкий укрылся в незаметном местечке Огльбю. Используя адреса в Гельсингфорсе, которые ему дал Владимир Ильич, беглец смог организовать свой выезд в Стокгольм. Здесь ему очень помогли сохранившиеся после ареста сапоги: в подметке хранился фальшивый паспорт, а в каблуках – золотые червонцы, переданные отцом. Я только одного не могу утверждать: был ли это паспорт на имя отставного «прапорщика Арбузова»…
«Венская глава»
Десять следующих лет Троцкий провел за границей. Это была его вторая эмиграция, второй «бивуак». Семь лет из этих десяти семья Троцкого прожила в Вене. Этот период революционер иногда именовал «венской главой». К ней в качестве «приложения» примыкали периоды последующего вынужденного пребывания в Швейцарии, Франции, Испании и, наконец, в Америке.
В то время он много писал, но это, как правило, была интерпретация пережитого; много ездил и выступал, но рефераты были по сути прежними; сотрудничал с австрийскими социалистами, продолжая считать западных социал-демократов полуреволюционерами…
Вена оказалась долгой паузой в бурной жизни певца перманентной революции. Но для понимания натуры Троцкого венский период дает немало. В какой-то степени был прав Сталин, утверждая, что сила Троцкого особенно видна тогда, когда революция идет в гору, на подъем, а слабость – когда революция отступает и терпит поражение. Троцкий – человек действия. Обреченный на пассивное долгое выжидание, он сосредоточился на журналистской деятельности и поддержании активных связей с русскими эмигрантами, западными социал-демократами, известными практиками и теоретиками марксизма. Даже V («лондонский») съезд РСДРП, формально объединивший большевиков и меньшевиков, не вдохнул новой энергии в Троцкого.