Троцкий. Книга 1
Шрифт:
В начале марта 1922 года он направил записку членам Политбюро, в Секретариат ЦК.
«Соверш. секретно,
тт. Ленину, Молотову, Каменеву и Сталину.
Работа по изъятию ценностей из московских церквей чрезвычайно запуталась, ввиду того, что наряду с созданными ранее комиссиями Президиум ВЦИК создал свои комиссии: из представителей Помгола (комиссия помощи голодающим. – Д.В. ), представителей губисполкомов и губфинотделов. Вчера на заседании моей комиссии в составе тт. Троцкого, Базилевича, Галкина, Лебедева, Уншлихта, Самойловой-Землячки, Красикова, Краснощекова и Сапронова мы пришли единогласно к выводу о необходимости образования в Москве секретной ударной комиссии (курсив мой. – Д.В. ) в составе: председатель – т. Сапронов, члены: т. Уншлихт, Самойлова-Землячка
11 марта 1922 г.
Троцкий »{122}.
«Ударная комиссия» действовала в духе того времени. То был удар не только по религии и церкви, но и по российской и мировой культуре. К слову сказать, ценности изымались где только можно: в церквах, музеях, у буржуазии, спекулянтов и дельцов. Эти ценности, многие из которых имели огромное значение для российской культуры, обращались в деньги для пополнения бюджета различных ведомств. Документы говорят, что изъятые церковные ценности почти не были потрачены на непосредственную помощь миллионам голодающих, а использовались совсем на другие нужды. По просьбе некоторых крупных партийных комитетов им выделялись определенные объемы так называемой тогда «роскоши». Вот выписка из протокола № 89 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 12 января 1922 года. Принято решение о выделении «предметов роскоши в целях создания местных фондов для Москвы и Петрограда, а также фонд для экспорта. Для определения его размеров и пр. создать комиссию в составе тт. Зиновьева (с правом замены т. Бене), Каменева (с правом замены т. Арутюнянц), Троцкого и Лежавы (с правом замены т. Рыкуновым)»{123}.
Протокол, подписанный В.М. Молотовым, свидетельствует не просто о вынужденном поиске денежных средств, но и о разбазаривании национального культурного достояния.
Стараясь повернуть дело культурного строительства, культурного воспитания народа на рельсы революционного развития, Троцкий видел в этом одно из условий подготовки мировой революции. Говоря о культурной работе в клубах и ее связи с международными вопросами, Троцкий однозначно сказал: «От всех шкивов мелких частных вопросов должны идти приводные ремни к маховому колесу мировой революции»{124}. Но, говоря об этом, Троцкий вслед за Лениным не хотел признавать «чисто» пролетарской культуры. Это было непросто. Вульгарные просветители, полуневежественные «культуртрегеры» социализма, во весь голос говорили об особой «пролетарской культуре», основанной на классовых инстинктах и новых революционных ценностях.
Стараясь не противоречить «классовому подходу», Троцкий пытался трансформировать «пролетарскую культуру» в «культуру переходного периода». А из чего она состоит? – вопрошал он, выступая перед клубными работниками. И тут же отвечал: «Из остатков, еще очень властных, культуры дворянского периода, – и не все в ней негоже: Пушкина, Толстого мы не выкинем, они нам нужны, – из элементов буржуазной культуры, прежде всего, буржуазной техники, которые нам еще нужнее… мы пока еще живем на буржуазной технике и в значительной мере на буржуазных спецах, мы еще своих заводов не построили и работаем на тех, которые получили из рук буржуазии»{125}. Чтобы сделать свои аргументы весомее, Троцкий добавил: «Ленин употреблял термин «пролетарская культура» только для того, чтобы бороться против его идеалистического, лабораторного, схематического, богдановского [13] истолкования». По сути, Троцкий раньше других выступил против огульного нигилизма «Пролеткульта», обожествления невежества, апологетики классовости в литературе и искусстве. Вместе с тем он считал, и был убежден в своей правоте, что деятели культуры, литературы и искусства должны быть «бойцами партии». В своем письме Л.Б. Каменеву и А.К. Воронскому он писал о том, что целесообразно «идейное объединение писателей-коммунистов»{126}.
Идеи «Пролеткульта» проникли и в военную среду. Победивший пролетариат должен создать и чисто пролетарскую военную науку, отметающую буржуазное военное наследие, – такие мысли высказывались на страницах газет и журналов, в дискуссиях. Идее пролетарской военной науки была посвящена статья М.В. Фрунзе «О единой военной доктрине». В широкой дискуссии, состоявшейся в 1922 году, «скрестились» взгляды Фрунзе и Троцкого, считавшего,
Хотя Троцкий пока еще ведал делами военного ведомства, он, будучи членом Политбюро, занимался и вопросами культуры. Во второй половине июля 1924 года он направил группе литераторов письмо, в котором писал:
«По инициативе Николая Ивановича Бухарина, предлагаю собрать предварительное совещание товарищей, интересующихся художественной литературой, литературной критикой, с целью установления более точного отношения партии к литературе. Те или другие выводы и предложения совещания (если бы после обмена мнений удалось к таким прийти) могли бы быть предложены Политбюро ЦК. Совещание намечено на 26 июля с.г. в среду в 11 часов утра в помещении Реввоенсовета (Знаменка, 23). Состав совещания по соглашению с тов. Бухариным намечен следующий: Л.Б. Каменев, Бухарин, Троцкий, Осинский, Мещеряков, Шмидт, Воронский, Вяч. Полонский, Яковлев, Пятаков, Преображенский, Попов-Дубровский, Стеклов, Лебедев-Полянский.
Л. Троцкий »{127}.
Попытки собрать деятелей культуры под партийное крыло увенчались успехом после введения литературной цензуры. В июне 1922 года создается Главное управление по делам литературы и искусства, которое очень скоро установит прочные коммунистические «сети», сквозь которые идеи свободомыслия просочиться не смогут.
Когда Евгений Трифонов через год после образования этого управления попытался ответить на разносную критику Троцкого в журнале «Книгоноша», ее не пропустили… Возмущенный Трифонов написал Троцкому: «Вы в «Правде» подвергли жестокому, уничтожающему разносу меня как личность, как автора не понравившейся Вам статьи. Я пожелал ответить Вам в той же газете… Однако редакция «Правды» отказалась напечатать мой ответ… Человеку Вашего масштаба нет надобности прибегать к приему, как бить противника, которого кто-либо услужливо схватил за руки и горло…»{128} Трифонов сказал образно и метко: с этих дней постепенно всю литературу и искусство возьмут прочно «за руки и горло». Писать, сочинять, творить можно будет только то, что одобрено и разрешено.
Еще от тех времен идут социальные «заказы» литературе. В сентябре 1921 года Троцкий пишет пролетарскому поэту Демьяну Бедному: «Нуланс – не только представитель Франции в Международной комиссии, но – как сообщают последние радио – он председатель международной комиссии помощи России… По-моему, необходимо бить Нуланса беспощадно и каждый день. Ваши куплеты о Жиро кажутся мне удачным началом кампании, но только началом…»{129} Так началась кампания против бывшего последнего французского посланника при царском дворе, как «злейшего врага Советской власти», возглавлявшего международную комиссию по оказанию помощи голодающим в России. Сегодня и без голода страна принимает дары с благодарностью. Тогда же, когда тысячи падали на дороге от голода, партийные руководители отвергали всяческую помощь от буржуазии. Помощь от врагов? Никогда! Вирши Д. Бедного, которые он прислал в Москву из Киева, весьма красноречивы:
Волжан он любит чрезвычайно:
– Там – голод ! – сердце в нем щемит.
Он – разве в спешке, так, случайно,
С собой прихватит… динамит.
А мы в ответ… помилуй, боже,
Коль с ним стрясется что-нибудь…
Само собой… случайно тоже:
– Бандит… Ногой ему на грудь!!{130}
В архиве сохранилось несколько писем Л. Троцкого и Д. Бедного друг другу. Вот одно из них:
«Многоуважаемый Лев Давидович!
Политотдел Южфронта по сей день ищет фотографа, который снимал Вас в четверг на прошлой неделе. Это очаровательно! Когда найдут фотографа, тогда продолжат печатание плаката с новым клише, а пока я приказал печатать с тем, что есть…
В заключение – в чаянии близкого разгрома Врангеля и временного ослабления фронтовой остроты положения – я готов отдать честь Вам и обратиться к очередной работе.
Если Вы сие не считаете преждевременным, сообщите ЦК, что в моих барабанах надобности не ощущается.
Желаю Вам здоровья.
Демьян Бедный »{131}.
Как и другие партийные вожди, Троцкий считал нужным найти время и способ выразить свое отношение к книге, полотну, пьесе в виде обязательного пожелания. У Троцкого в его бумагах подобных записок немало. Вот одна из них: