Троцкий
Шрифт:
Еще одним важным источником для написания портрета явились те сведения, которые предоставили мне родственники Л. Д. Троцкого, чудом уцелевшие и выжившие в атмосфере сталинских кошмаров, а также лица, встречавшиеся с русским революционером или лично знавшие его. Мне бы хотелось в этой связи выразить свою признательность племяннице Троцкого А. А. Касатиковой, его внучатому племяннику В. Б. Бронштейну, жене младшего сына Сергея – О. Э. Гребнер и другим родственникам. Интересные детали, фрагменты жизни, черты характера и личности помогли полнее представить: одна из стенографисток Троцкого Н. А. Маренникова, один из секретарей Сталина А. П. Балашов, люди, соприкасавшиеся в разной степени с семьей Троцкого и им самим, – Н. А. Иоффе, Д. Т. Шепилов, А. К. Миронов, В. М. Поляков, Н. Г. Дубровинский, Д. С. Златопольский, Ф. М. Назаров; последние уцелевшие «троцкисты» – И.
Я также имел возможность общаться с крупными работниками советских органов госбезопасности, знающими о трагедии революционера не понаслышке. Это прежде всего П. А. Судоплатов, Е. П. Питовранов, А. Н. Шелепин и другие. С конца 20-х годов и до 20 августа 1940 года, когда по приказу Сталина Троцкий был ликвидирован, спецслужбы СССР (ГПУ, ОГПУ, НКВД) постоянно держали его под неусыпным наблюдением. НКВД об изгнаннике знал неизмеримо больше, чем мог предположить депортированный революционер. Сталину регулярно докладывалось обо всех шагах, предпринимаемых лидером IV Интернационала, на столе генсека нередко появлялись материалы Троцкого, которые еще только готовились к опубликованию!
Мне удалось ознакомиться с оперативной агентурной перепиской сотрудников НКВД, внедренных в окружение Троцкого. В своей книге я впервые привожу эти доселе совершенно секретные документы, которые проливают новый свет на многие неизвестные страницы его биографии. В процессе работы мне довелось многократно беседовать с лицами, осуществившими по заданию ЦК ВКП(б) ликвидацию Троцкого.
Работая над портретом, я, естественно, ознакомился и с обширной литературой о Троцком, вышедшей за последние полвека в Европе и Америке. Наибольшее впечатление производит крупный труд Исаака Дейчера, по моему мнению, написавшего наиболее объективную биографию русского революционера. Поражают усилия и научная продукция Юрия Фельштинского, много сделавшего для ознакомления научной общественности с работами Троцкого. Капитальная научная монография подготовлена английским ученым Барухом Кнеем Пацем, свой вклад в «троцковедение» внесли Дейл Рид, Майкл Якобсон, Джоэль Кармайкл, Исаак Левин, Дункан Халас, Херольд Нэлсон, Роберт Такер, Гарри Шукман, другие исследователи. Изучение жизни и деятельности Троцкого как политического деятеля и революционера в нашей стране началось сравнительно недавно. Заметный вклад в этот процесс внесли Ю. И. Кораблев, В. И. Старцев, Н. А. Васецкий, Ю. А. Поляков, П. В. Волобуев и некоторые другие ученые.
Подчеркну, что размышлять о судьбе и роли в отечественной и мировой истории трех русских «вождей» я начал давно, постепенно втянувшись в собирание малоизвестных в нашей стране и за рубежом материалов, фактов, публикаций и личных свидетельств. Очередность работы над портретами произвольна. Если следовать научной методологии, то вначале нужно было бы написать полотно о Ленине, затем о Троцком и закончить Сталиным. Получилось наоборот. Это не случайно. Книга о Сталине, который сейчас олицетворяет историческую неудачу Отечества, была подготовлена еще в 1985 году, когда честный критический анализ роли Ленина в нашей стране был просто невозможен и такая работа абсолютно не имела шансов на публикацию. Представляется, что независимо от оценки, которую читатель даст данной книге, он не сможет не отметить, что это первая книга о Троцком, написанная на советских и зарубежных архивных документах одновременно.
Предубеждения против этого человека в советском обществе исключительно сильны и сейчас. И хотя я постоянно следовал лишь одному принципу – говорить правду, рисовать объективную картину, руководствоваться только истиной и исторической логикой, у значительной части читателей и слушателей мое намерение написать книгу о Троцком воспринято как отступничество. Многолетняя массированная обработка общественного сознания сильно замусорила умы многих советских людей стереотипами «троцкизма», чему, надо сказать, способствует «позиция умолчания», занятая советскими властями после кончины Сталина. А в 1987 году снова появилась формула о крупной заслуге высших партийных кругов, одержавших во главе со Сталиным «победу над троцкизмом».
Еще не для всех ясно, что онтология марксизма в России имеет три основные ветви: ленинизм, троцкизм и сталинизм. Но все они произросли из общего корня. Всем им присуще (при крупных различиях) нечто общее: ставка на социальное насилие, уверенность в абсолютной верности лишь одной идеологии, убежденность в праве распоряжаться судьбами народов.
Подчеркну, что книга о Троцком – не политическая биография, а политический портрет. Основное отличие этих жанров мне видится в том, что, строго следуя историческим фактам, «портретист» вправе по своему усмотрению давать такую интерпретацию реальным событиям и процессам, какую может видеть не просто ученый, но и художник. Политический портрет от политической биографии, упрощенно говоря, отличается, как художественное полотно от фотографии. Сходство того и другого бесспорно, но оно достигается разными средствами. К слову сказать, Троцкий был хорошим портретистом в буквальном смысле этого слова. Его перу (карандашу) принадлежат десятки набросков лиц из его окружения, знакомых, близких. Например, находясь на одном «скучном» заседании Политбюро накануне X съезда партии, он в течение нескольких часов набросал в своей рабочей тетради десяток эскизов портретов людей, окружавших его на этом собрании {11} . Все они колоритны, рельефны, точны. Перо его было поистине универсальным.
11
ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 2, д. 118, л. 385.
В этой книге мне хотелось показать, какой может быть эволюция от свободы к несвободе, которая характеризовала прежде всего общественную мысль того времени. Все русские революционеры, и Троцкий в том числе, до свершения Октябрьской революции ратовали, например, за свободу слова. Казалось, так должно быть и впредь, когда большевики и левые эсеры завладели властью. Но… только казалось. Стоило М. Горькому заявить, что насилие большевиков – «это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции» {12} , как тут же последовали жесткие санкции победителей не только к меньшевистской газете «Новая жизнь», где Горький поместил свое обращение «К демократии», но и ко всей свободной прессе. На заседании Совнаркома в декабре 1917 года, под председательством Ленина и в присутствии Теодоровича, Свердлова, Елизарова, Шлихтера, Сталина, Глебова, Бонч-Бруевича, Лациса, Троцкий предложил более жестко «следить за буржуазной печатью, за гнусными клеветами на Советскую власть…» {13} . Борясь как будто за свободу, Троцкий и его соратники, как бы не замечая этого, все больше загоняли ее в резервацию, чтобы со временем возникли условия для полного ее уничтожения.
12
ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 11, л. 1.
13
ЦПА ИМЛ, ф. 130, оп. 1, д. 3, л. 24.
Значительно позже Н. Валентинов, который спустя годы напишет за рубежом сенсационные книги о В. И. Ленине, обратится к Троцкому со смелым письмом, в котором подвергнет аргументированной критике не только его, но и Ленина за путаницу в вопросах о судьбах государства и армии {14} . Реакция будет незамедлительной: Валентинов попадет в опалу.
В этих штрихах политического портрета Л. Д. Троцкого весь исторический парадокс большевизма. Провозглашая свободу как цель своей революции, большевики вместе с тем не замечали и не осознавали, что отбирали ее не только у «бывших», но и у тех, кого они обещали сделать «всем», у народа, поверившего им. Эту вечную ценность они вручили огосударствленной партии, затем – бюрократическому аппарату и наконец – диктатору. Троцкий до конца своих дней не понимал, что многие исходные пункты марксистской теории, которую он никогда не подвергал сомнению, глубоко ложны. Но именно ошибочные фундаментальные идеи этого учения о диктатуре пролетариата и классовой борьбе лежали в основе будущей трагедии. Абсолютизация этих постулатов (а Троцкий остался им верен навсегда) в конечном счете могла привести лишь к огромной исторической неудаче. Поэтому политический портрет Троцкого – это попытка взглянуть на судьбу свободы в России, судьбу, которая является, безусловно, трагичной.
14
ЦГАСА, ф. 3, д. 60, л. 106.
В этой связи я хотел бы упомянуть о том художественном и философском приеме, который использован в книге. Каждая глава и вся книга в целом имеет эпиграф из произведений, высказываний, идей выдающегося русского мыслителя Николая Александровича Бердяева. И в самом тексте читатель не раз встретится с пророчествами замечательного философа и историка. Таким образом я старался сопоставить взгляды двух совершенно разных, но интеллектуально выдающихся личностей на одну общую, взаимосвязанную проблему: революция – мораль – человек. В этом заочном споре, а точнее, противопоставлении идей можно проследить борьбу двух начал: классово-политического и гуманистического. Едва ли стоит говорить, на чьей стороне в конечном счете осталась и останется историческая правда. Уверен: Бердяев помогает лучше понять Троцкого и феномен большевизма.
Возникает вопрос: знали ли Троцкий и Бердяев друг друга? Ведь они жили в одно время. Установить документально контакты этих совершенно разных выдающихся личностей не удалось. Хотя Троцкий встречался с дальними родственниками Бердяева в Киеве. Однако отношение этих людей друг к другу хорошо известно.
В своем эссе «Мережковский», написанном в 1911 году, Троцкий характеризует Н. А. Бердяева как «кокетливого философского фланера», склонного к «полумистике и мистике» {15} . Аналогичные обидно-снисходительные эпитеты содержатся и в ряде других статей Троцкого.
15
Троцкий Л. Соч. Т. XX. С. 316, 318.