Трое и боги
Шрифт:
Олег бы ахнул, проползла в голове такая же полуживая, вернее полумертвая, как он сам, мысль. Без волшебства и чар, вот так сесть и сказать: вези! Мол, и для тебя, мураш, мир спасаем. Так что помоги нам, а мы поможем тебе. Я почти родня, тоже пахну кислыми щами: на всякий случай даже потерся о муравьиную тропку, собрал на себя все шарики муравьиной кислоты. Вывозился, как свиненок, – все чтобы быть своим.
Муравей и под Таргитаем попер, как кабан через поле, хотя лупил когтями по самой что ни есть отвесной стене. Хорошо быть муравьем, подумал Таргитай грустно. Не выбирает щели,
А зачем мне, подумал внезапно, чтоб дорогу уступали? Я сам любому уступлю. Не из страха – из вежества…
Таргитай отдышался, неуверенно отнял от холки муравья одну руку, вроде бы не свалился, тихонько убрал и другую.
Наклоняться пришлось так близко, что едва не терся носом о блестящую спину. Но удержался, хотя натруженные ноги тут же протестующе заныли – цеплялся только ими.
Мрак, высвободив руки, ухватился бы за секиру, Олег щупал бы и перещупывал обереги или Алатырь-камень, но рука Таргитая сама скользнула за пазуху. Дудочка, горячая и мокрая от пота, с готовностью юркнула в ладонь.
Пока никто не видит, успел подумать он, а изголодавшиеся пальцы уже поднесли ее ко рту. За последние дни не то что играть, пощупать некогда – побьют. До конца света семь, а теперь, оказывается, вообще три дня, а он на дуде? Когда мир рушится, дудки должны молчать. Но как объяснить умным и сильным, что, ежели замолчат дудки, заквакают жабы?
Он играл, почти не заботясь, что усталые ноги потихоньку ослабляют хватку, что муравей несется как стрела, делает рывки. Сбивался с лада, иной раз дыхание перехватывало так, что вместо мелодии из дудочки вырывался кошачий визг, но упорно и счастливо складывал новую песню. Правда, складывал еще раньше в голове, сейчас же прилаживал, обтесывал, любовно подгонял, как венцы в срубе.
Запах зелени стал таким мощным, что казался Таргитаю зеленым, как нависающее над ним небо. Зеленый отсвет падал даже на спину муравья. Таргитай сам себе казался зеленым, как лягушка.
Очень редко ныряли в щели, перебирались через гребни. Муравьи спрямили дорогу, их челюсти и когти прорубили в гребнях узкие глубокие ущелья, а поскольку муравьев так высоко взбиралось совсем мало, то Таргитаю часто приходилось поднимать ноги. Проносились, почти задевая боками за стены!
Иногда листья прижимались так близко к стволу, что Таргитай видел странных существ, иногда различал грозные лица. Однажды за ним увязалась гигантская бабочка с женским лицом, от нее шел сладкий зовущий запах. Таргитай от удивления отнял от губ дудочку, бабочка захлопала крыльями чаще, ушла в сторону и пропала.
Муравей выбежал на ветку, похожую на широкую проселочную дорогу, бодро понесся, стуча когтями. Впереди зеленели необъятные поля, редкие муравьи доили огромных зеленых чудищ, тыкая в них сяжками. К ним спешил и муравей Таргитая.
Таргитай поспешно соскочил:
– Мог бы и выше довезти!.. Я ж тебе на дудке играл.
Муравей умчался, словно не слыша. Или в самом деле не слышал. Олег что-то говорил о полной глухоте муравьев.
Назад к стволу заспешил
Таргитай пошел карабкаться, чувствуя, как быстро наливаются тяжестью усталые ноги. Уже распухли, суставы трещат, сапоги разбиты, подошвой чувствует каждую соринку.
Внезапно ощутил, что в самом деле остался один. Муравьи были последними, никто выше их не забирался. Ни зверей, ни птиц, даже под ногами не чувствовалось знакомого дрожания: древесные черви остались далеко внизу.
Остановился передохнуть, тут же ощутил, что замерзает. Воздух был холодный, а из-под ног тянуло еще большим холодом. Подземные соки, что рекой поднимаются к кроне, текут совсем близко.
– Спасибо, мураш, – крикнул он запоздало. – Вы самые лучшие звери на свете! Лучше вас только Мрак и Олег… да и то не всегда.
Подтянув перевязь с Мечом, потащился наверх, заставляя себя перебарывать усталость и боль во всем теле. Ущелья давно перешли в трещины, а теперь вовсе измельчились. Таргитай наконец ощутил, что карабкается по стволу дерева, что до вершинки уже осталось рукой подать. Верст пять с гаком, если по прямой, как ворона летит. А так как он не ворона и не ворон, вроде Аристея, даже не Олег в пернатой личине, то ему не меньше десяти с гаком. Да в гаке столько же.
Сверху грянул злой голос, в котором не было ничего человеческого:
– Стой, чужак!
Таргитай испуганно поднял голову. Почти касаясь его головы когтями на задних лапах, на уступе стояло странное серо-коричневое существо. В два человеческих роста, поперек себя шире, с длинными передними лапами. Глаза недобро смотрели из глубоких ямок. От незнакомца веяло такой мощью, что Таргитай едва ли не впервые ощутил страх. Страж Дерева был как нарост – явно и секирой не взять. А чародейский Меч щедро льет только людскую кровь.
– Прости, – сказал Таргитай вежливо, – но я очень спешу.
Он сделал движение обойти, но Страж непостижимо легко сдвинулся, снова загородил путь. Таргитай с неохотой потащил из ножен Меч, не представляя, как сражаться, стоя на крохотном уступчике.
– Погодь! Это тебе надо с Мраком. Он такие встречи сам ищет.
– Дальше нельзя, – сказал Страж тем же нечеловеческим голосом, который Таргитай наконец определил как деревянный. – Я Страж Великой Поляны. Дальше никто из смертных не поднимался.
– Значит, бывали тут и до нас люди, – вздохнул Таргитай с облегчением. – Все-таки посторонись, зашибить могу. Потом мучаюсь, но что тебе с моих мук? Вашу Поляну не трону, знавал поляны и поболее. Я пройду наверх, как уже проходил разные земли. Я везде старался проходить по-доброму.
Он чувствовал, что говорит зло, с вызовом. Тут мир спасать надо, а этот загородил дорогу, еще и пальцами шевелит! Мудрый Олег говорил, что лучший способ учиться – просто подражать более умному и удачливому. Сейчас же стоит быть похожим на Мрака, это легче, чем на Олега.