Трое на четырёх колёсах
Шрифт:
— Я уже три раза говорил, что мне нужно, — ответил я. — Что ж, повторю в четвертый.
— В таком случае, мы ничем не можем вам помочь.
Тут я стал выходить из себя. Разумеется, после всего сказанного я мог уйти из магазина, но ведь подушечки на витрине были выставлены на продажу, и я не понимал, почему они отказываются мне их продать.
— Нет, можете, — решительно произнес я эту простую фразу. — Вы можете мне помочь!
Тут подошла третья девушка — собрался весь магазин. Быстроглазая, полненькая, при других обстоятельствах она бы мне понравилась, но тогда ее появление еще больше меня разозлило. «Зачем их столько?» — недоумевал я.
Первые две стали объяснять третьей, в чем дело, и, еще не дослушав до конца, третья продавщица стала хихикать — такие, как она, всегда хихикают. Затем они, все втроем, затрещали как сороки, наперебой, и через каждые пять-шесть слов поглядывали
Наконец третья девушка, не переставая хихикать, подошла ко мне:
— Если вы получите то, что хотите, вы уйдете?
Я не сразу ее понял, и она повторила:
— Подушечка. Если вы получите подушечку, вы тотчас же уйдете из магазина?
Я с радостью ушел бы, о чем ей и сообщил. Но добавил, что без подушечки — ни за что, не уйду, хоть всю ночь простою, а не уйду.
Она вернулась к двум другим продавщицам, и я решил, что сейчас мне наконец вынесут вожделенную подушечку. Но тут произошло нечто странное. Две продавщицы встали за спиной первой девушки и, продолжая хихикать, стали подталкивать ее ко мне. Они толкнули ее на меня, и, прежде чем я успел понять, что происходит, она положила мне руки на плечи, приподнялась на носочках и поцеловала меня. После чего убежала, спрятав лицо в фартук; за ней убежала и вторая девушка. Третья открыла мне дверь, и я, к стыду своему, ретировался, забыв на прилавке двадцать марок. Не стану врать, некоторое удовольствие я испытал, хотя нужен мне был совсем не поцелуй, а подушечка. Нет, я решительно ничего не понимаю…
— А что ты просил?
— Подушечку, — упрямо повторил Джордж.
— Что ты хотел попросить, я знаю. Меня интересует, как ты назвал ее по-немецки?
— Kuss [9] .
— Вот видишь. Есть два немецких слова — Kuss и Kissen. Так вот, Kuss — это «поцелуй», а Kissen — это «подушечка», хотя по-английски все наоборот. Многие путают эти два слова — не ты один. Ты попросил поцелуй за двадцать марок — ты его и получил. Судя по описанию девушки, она того стоит. Гаррису, во всяком случае, я об этом не скажу. Насколько мне известно, у него тоже есть тетя.
9
Созвучно с английским словом cushion — подушечка.
Джордж согласился, что Гаррису действительно лучше ничего не говорить.
Глава VIII
По пути в Прагу мы томились в огромном зале дрезденского вокзала, дожидаясь, когда железнодорожные власти разрешат нам выйти на перрон. Джордж, который вызвался взять билеты, вскоре вернулся. Глаза его сверкали.
— Что я видел! — выпалил он.
— Что? — спросил я.
Он был слишком возбужден, чтобы изъясняться членораздельно:
— Вот он! Идет сюда, оба идут! Сидите на месте, сами увидите. Я не шучу, самый настоящий!
В то лето, как, впрочем, и всегда в это время года, в газетах стали писать о появлении загадочного морского змея, и я грешным делом подумал, что Джордж имеет в виду его. Но в следующий момент сообразил, что в центре Европы, за триста миль от побережья, никакого змея быть не может. Не успел я уточнить, что же все-таки Джордж увидел, как он вцепился мне в руку:
— Ага! Что я вам говорил?!
Я повернулся и увидел то, что мало кому из ныне живущих англичан посчастливилось увидеть, — британских туристов, отца и дочь, какими их представляют себе в Европе. Это были британцы до мозга костей, английский «милорд» и его английская «мисс», словно только что сошедшие со страниц европейских юмористических журналов или с театральных подмостков. Мужчина был высок и худ, рыжие волосы, огромный нос, густые бакенбарды. Поверх костюма цвета соли с перцем — летнее пальто, доходившее ему почти до пят. Белый пробковый шлем, зеленая москитная сетка; на боку театральный бинокль, рука в лиловой перчатке крепко сжимает альпеншток, чуть длиннее его самого. Его дочь была еще выше и еще нескладней отца. Описать ее платье я не берусь, у моего дедушки, давно уже покинувшего сей мир, это получилось бы гораздо лучше; скажу лишь, что платье это было, пожалуй, слишком коротко и открывало пару лодыжек, которые — по крайней мере из эстетических соображений — следовало бы скрывать. Ее шляпка, которая почему-то вызвала у меня ассоциации с миссис Хеменс [10] , как нельзя лучше сочеталась с высокими ботинками на пуговицах из прюнели, с митенками и с пенсне. У нее тоже имелся в руке альпеншток (от Дрездена до ближайшей горы сто миль), а через плечо была перекинута черная сумка. Зубы у мисс выдавались вперед, как у кролика, и издали казалось, что передвигается она на ходулях.
10
Фелиция Доротея Хеменс (1793–1835), английская поэтесса, автор сентиментальных, душещипательных стихов. — Примеч. перев.
Гаррис бросился искать фотокамеру и, конечно же, не смог ее найти. Когда мы видим, что Гаррис мечется как угорелый и вопит: «Где моя камера? Куда, черт побери, она подевалась? Вы что, не можете вспомнить, куда я ее положил?», — мы уже знаем, что впервые за весь день Гаррису попалось нечто достойное быть сфотографированным. Впоследствии он вспоминает, что камера в сумке: то есть именно там, где ее и следовало искать.
Внешними приметами дрезденского вокзала отец и дочь не довольствовались; стремясь проникнуть в самую суть, они вертели головами во все стороны. У джентльмена в руке был открытый Бедекер, а леди сжимала англо-немецкий разговорник. Они говорили по-французски, которого никто не понимал, и по-немецки, которого не понимали они сами. Джентльмен, желая привлечь внимание железнодорожного служащего, ткнул его альпенштоком, а леди, заметив рекламу какао, сказала: «Кошмар!» — и отвернулась.
И правильно сделала. Вы, наверное, заметили, что даже в благопристойной Англии леди, пьющая какао, не требует, судя по рекламе, от жизни многого — какой-нибудь ярд декоративного муслина, и только. В Европе же она обходится и без этого. По замыслу производителя какао, этот напиток должен заменить женщине не только еду и питье, но и одежду. Но это к слову.
Конечно же, отец и дочь сразу оказались в центре внимания. Я поспешил к ним на помощь, и мне удалось вступить с ними в разговор. Джентльмен сообщил, что зовут его Джонс и что он из Манчестера; однако у меня сложилось впечатление, что он и сам не знает, в каком районе Манчестера живет и вообще где Манчестер находится. Я спросил, куда он направляется, но и здесь он ничего не мог толком объяснить, сказав, что это будет зависеть от целого ряда обстоятельств. Тогда я спросил, не кажется ли ему, что альпеншток не самая удобная вещь для прогулок по оживленному городу, с чем он согласился, признавшись, что нередко об него спотыкается. На мой вопрос, хорошо ли видно сквозь москитную сетку, Джонс ответил, что опускает ее лишь в том случае, когда сильно докучает мошкара. Поинтересовался я также, не боится ли леди холодного ветра, на что джентльмен заметил, что ветер здесь действительно холодный, особенно на перекрестках. Эти вопросы задавались не по порядку, не в той последовательности, которую привожу я; они естественным образом вытекали из нашей беседы, поэтому расстались мы добрыми друзьями.
Я много размышлял над этим явлением и вот к какому выводу пришел. Один человек, с которым я впоследствии познакомился во Франкфурте и которому описал эту парочку, сказал, что видел их в Париже, три недели спустя после Фашодского инцидента [11] , а наш знакомый англичанин из Страсбурга, где он представлял интересы британского сталелитейного завода, вспомнил, что видел их в Берлине во время Трансваальских событий. Из этого я заключил, что отец и дочь были безработные актеры, нанятые для поддержания мира. Министерство иностранных дел Франции, боясь гнева толпы, требующей немедленной войны с Англией, разыскало эту очаровательную парочку и выпустило ее в город. В человека, вызывающего смех, стрелять невозможно. Французы увидели английского гражданина и английскую гражданку — но не на карикатуре, а живьем, — и ненависть сменилась весельем. Успех окрылил актеров, и они предложили свои услуги германскому правительству, в чем, как мы имели возможность убедиться, вполне преуспели.
11
Имеется в виду англо-французский конфликт 1898 года в Судане из-за форта Фашода на Ниле. — Примеч. перев.