Трое в джунглях, не считая блондинки
Шрифт:
Восьмой сон Келли
Переезд в дом дяди состоялся через день после праздника. Никто Апони рад не был. Разве что ее лишним рукам, которые были не лишние. Но, к сожалению, с руками шел рот, а это старшую жену дяди, тётю Вэнону, очень раздражало. Дом дяди был беднее. Циновки были старые, продавленные. Покрывала у домочадцев были поношены. На украшения, папины подарки, старшая жена смотрела с завистью, и Апони понимала, что не сегодня-завтра их потребуют как плату за крышу над головой и еду. А еще все в голос обсуждали поступок мам, которые
Апони два дня, с рассвета до заката, ткала покрывала, но старшая жена дяди была недовольна качеством. Апони пыталась объяснить, что для того чтобы покрывало было тонким, нужны тонкие нити. А у второй дочери тети Вэноны, Литоньи, которая их пряла, руки такие же кривые, как ноги. Об этом Апони, конечно, не говорила. Но тётя Вэнона и сама знала. Наверное, потому и злилась сильнее, и била Апони по рукам.
Сегодня с утра к дяде в мужскую хижину приходил Вишаче. Потом туда позвали Апони и снова велели раздеться. Апони было неприятно, но толстый Вишаче сказал, чтобы она привыкала. После того как она станет его женой, она будет заниматься домашними делами без одежды, пока он не решит ее взять. И если ему не понравится, — угрожал казначей, — он ее прогонит назад [1]. Апони была бы счастлива, если бы Вишаче не понравилось. Но она откуда-то знала, что понравится. И никуда ее не отпустят, не говоря уже о том, чтобы прогнать.
Потом ей разрешили уйти. Дядя выпил с казначеем чичу, и когда тот ушел, ходил довольный. И пару раз, пока не видела Вэнона, лапал Апони за грудь.
Потом к дяде пришел Шиай с подарком, и дядя Сеуоти стал вдвойне радостнее. Он велел Вэноне собрать к гостю кривоногую Литонью. Апони ткала покрывало и утирала слезы. Литонья выбежала из мужской хижины заплаканная, с чашей чичи в руках, которую вылила на недотканное покрывало и одежду Апони. Следом примчалась тётя Вэнона и отругала Апони за то, что та испортила работу Литоньи за целый месяц. Ее нити, в смысле. И сказала, что если Апони еще раз такое сделает, тетя Вэнона отправит ее на ступени храма [2].
Шиай вышел от дяди Сеуоти счастливым. Таким, что Апони чуть не бросилась на него и не расцарапала ему лицо. Но потом вспомнила, что должна быть послушной. Вдруг ей всё же повезет, и Шиай возьмет ее старшей женой?
Шиай сказал, что дядя Сеуоти с удовольствием принял первый дар за Апони [3]. Завтра Шиай придет снова и принесет еще украшения на выкуп. И быстро сжал попу Апони, пока никто не видел. Почему-то, когда это делал Шиай, было приятно, и сразу хотелось продолжения ночного праздника. А когда Вишаче — ничего не хотелось. Только одеться побыстрее и сбежать подальше.
После ухода Шиайа тетя Вэнона коршуном кружилась вокруг Апони, но подходить не решалась: дядя, предвкушая двойные дары, велел выгодную невесту не трогать. Во всяком случае, чтобы синяки не оставались. А пока тетя Вэнона ушла проверять рабынь на поле, дядя Сеуоти пришел к ней под навес и, пьяно хихикая, сказал, что нужно проверить, а подойдет ли она действительно Вишаче? Не подсунет ли он казначею бракованный товар? Но, к счастью, к дяде подошла злющая Литонья, и Апони оставили в покое.
На следующий день всё повторилось. Вишаче, смотрины, чича, лапанья дяди, приход Шиайа и его уход. Дядя еще не дал согласия, говорил Шиай, но завтра, он уверен, обязательно даст.
Незадолго до полудня следующего дня Апони отправили переодеваться в нарядное покрывало и велели надеть украшения. К своему удивлению, многих у себя в сундучке она не обнаружила. Зато заметила свой браслет на предплечье Литоньи. Как ответила на ее вопрос Вэнона, это за то, что Апони нитки испортила. За это она отдала браслет и еще одно ожерелье. А большое ожерелье — подарок Апони тете Вэноне. За то, что ее гостеприимно приняли в новом доме. Апони не помнила, чтобы его дарила. И гостеприимства не помнила. Наверное, с памятью у нее плохо совсем стало.
Тут в женскую хижину заглянул средний сын второй жены дяди Сеуоти и велел Апони выходить.
Они шли к храму.
Апони поняла это не сразу. Но чем дальше они отходили от поселка, тем однозначней становился путь. Апони помнила слова тети Вэноны про ступени и пугалась. Впрочем, скоро они догнали Вишаче, которого несли на носилках шестеро рабов, и Апони испугалась еще сильнее. Она поняла, зачем они идут. Легковерный Шиай решил, что дядя просто торгуется. А он не торговался. Он уже давно принял решение отдать Апони Вишаче. А от Шиайя он хотел дармовых даров. А теперь нужно было успеть спровадить Апони замуж раньше, чем он придет с третьей порцией подарков. На самом деле, он мог бы принять новые подарки и отказать в третий раз. Но, наверное, не хотел ссориться с ювелирами. Дядя был трусоват.
Апони пыталась отсрочить неизбежное, но понимала, что всё тщетно. Еще четверо рабов несли жертвы храму: молодых морских свинок, новые покрывала, блестящие тунхи, вроде тех, что делал Шиай. Или те, что делал Шиай. Сейчас ее отдадут младшей женой толстому Вишаче. Единственное, что осталось до момента крушения всех ее надежд — благословение жреца.
Но разве может он отказать за такие жертвы?
Они подошли к храму. Мальчик-послушник убежал в хижину за Матхотопом.
Жрец не выходил.
Апони стояла, сжимая колени, потому что выпила слишком много воды перед уходом. Суа стал спускаться на своей колеснице к горам, а Матхотоп всё не выходил. Апони уже была готова даже добровольно пойти в жены к Вишаче, лишь бы ее отпустили в ближайшие кустики.
Наконец старший жрец вышел. Высокий, красивый. Суровый — жуть. Нарядный. В раскраске, как на праздник.
Поскорее бы уже.
Младшие по статусу жрецы вынесли большую чашу на треноге и нож.
Матхотоп запел песнь Суа своим красивым голосом, что звенел от золота. Так проникновенно, что у Апони сжалось в груди, и она даже забыла, что хотела в кустики. Затем Матхотоп взял за шкирку морскую свинку и одним движением перерезал ей глотку. Фонтан крови окропил лицо недовольного Вишаче.
А на небо, словно ниоткуда, стали набегать облака и складываться в темную тучу. Туча росла, росла, ветер задирал покрывала, показывая мужчинам-свидетелям упругую попу Апони и столь же упругий орган Вишаче. Похоже, отсидеться на полях замужем за Вишаче ей не удастся.
Торжественный Матхотоп смотрел, как прячется в тучах солнце, а землю окутывает сумрак.
— Боги не принимают этот брак, — сказал он громко и неожиданно.
— Как это не принимают? — испугался дядя Сеуоти, которому предстояло вернуть жениху подарки за невесту.