Трое в подводной лодке, не считая собаки
Шрифт:
Сам купец Калашников, не купец, а так, купчишка руки ниже средней, года два назад отправился со своими подельниками в Персию, то ли за шёлком, то ли за зипунами. С тех пор о нём не было ни слуху, ни духу. Его соломенная вдова, женщина в полном расцвете русской красоты и таких выдающихся статей, что должна бы быть, как минимум, купчихой гостевой сотни, а никак не женой провинциального лавочника, благосклонно сдала Сашке флигель. Она с первой встречи прозрачно намекнула, что надобно бы того-сь. Сашка того-сь не хотел. Не в том смысле, что совсем не хотел, а не хотел именно вот так. Но намёки становились всё прозрачнее и прозрачнее, и однажды он увернуться
Подобный мезальянс Сашку тяготил, уж очень сильно смахивал на банальное альфонсирование и сексуальную эксплуатацию. Да что там говорить, он этим самым и был. Однако раз в месяц надо было арендную плату вносить, и от любвеобильной купчихи никуда не деться. Тем более, что она периодически приходила инспектировать свой второй дом. Неоднократно Шубин поминал бессмертного героя поэта-охальника Баркова, поминал рукоятку от лопаты и соседний с его домом секс-шоп, где в витрине высился сувенирный фаллоимитатор. Неудивительно, что купец Калашников не спешит вернуться к родным пенатам, борщу и блинам. Но Сашка был молод, полон сил и удивительно вынослив. Вынес он и это. А в мире чистогана кто смотрит на моральные терзания? А на этот раз Александр вполне сознательно решил пожертвовать собой ради блага компании.
– А у меня немец в гостях, - заявил он Елене, как отдышался после горячей встречи.
– И что с того?
– ответила она, - только ты мне люб!
Сашка промолчал про конюха, шорника и кузнеца, зато что-то прошептал на ухо купчихе.
– Да быть того не может!
– выдохнула она, - врёшь небось?
– Вот те истинный крест! Сам видел. В бане.
– И за что я в тебя, Санька, такая влюблённая, ума не приложу. Приходите завтрева на обед со своим немчиком. После заутрени сразу и приходите, нехристи, - проворковала она, а её нежная рука блуждала где-то чуть выше Сашкиного колена.
"И что это у тебя глазки-то так мечтательно затуманились?" - с ехидством подумал Сашка. Он твёрдо, невзирая ни на что, решил, что немец никуда не уедет. И вообще, от такого не уезжают.
В своём доме он обнаружил весёлого и бодрого Гейнца. "Блин, у него что, печень железная?" - подумал Саня.
– Ты как после вчерашнего?
– на всякий случай спросил он немца.
– Прекрасно. Это был прекрасный шнапс, Александер!
– радостно сообщил он, - прекрасный шнапс. Да, я пил этот напиток в Нюрнберге, в 1720 году. Ужасно дорогая вещь. Что ты мне вчера говорил про дела? И когда у вас ляжет снег? Ты заказал уже изготовить полозья для саней?
– Заказал. Полозья, - клятвенно пообещал Сашка Гейнцу, - будут готовы сразу же, как только. Как только, так в тот же день.
– Зер гут, - потёр ладони шваб, - пойдём смотреть твою кузню.
Саня провёл его на место его предыдущих экспериментов. Показал исходные материалы: бочка песка - бесплатного; бадейка алебастра, краденая; два куля угля, взятого взаймы и корыто с глиной, купленной. Рассказал обо всех своих опытах, показал фаянсовую кружку с котейками, в которой плавил бронзу. Остатки первого подсвечника, и ушат с застывшими комьями последней формовочной смеси.
Шумахер от всего этого страшно возбудился, стал пинать по полу осколки алебастровых и прочих форм, результаты неудачных Сашкиных экспериментов.
– Это ви, рюски! Трах-бах, идея! Шнелль, шнелль, делать инвенциум!
– от возмущения он перешёл на немецкий.
– Бах! Идея не работает. И ты её выбрасываешь! Немец не делать идея. Немец тысяча, сто тысяч раз делать вещь, много думает, пока всякий штюк не будет сделан. Аккуратность, педантичность, последовательность! Никаких трах-бах! Методично достигать своей цели. План всякого немца - к старости получать свой домик, фрау и пятеро детей, свою законную кружку пива, и сосиску с капустой. У тебя есть план, херр Александер? Трах-бах!
– он осуждающе покачал головой.
– Ты никогда не сделать вещь, никогда у тебя не будет добродетельной фрау. Ты знаешь добродетель всякой женщины? Нет? Я тебе объясню. Кухня, кирха, дети.
Он передохнул и продолжил:
– Можешь идти в свою столярную, делать инвенциум. Там, может быть, у тебя что-нибудь получится. И не забудь про полозья. Степан будет качать меха, я буду работать. Гейнц не шнеллер, когда работает, Шумахеры никогда не отступались от своего слова! Я сделаю тебе подшипники.
Саня убыл решать свои вопросы. А решать было что. В тот знаменательный день его первенец показал всем неверующим кузькину мать, - за сутки было соткано две стены полотна, что ровно в два раза больше обычного. Ему-то этот первый станок нужен был лишь для одного - проверить работоспособность идеи, увидеть слабые места в конструкции, вживую прочувствовать всю технологию ткачества. Книжонка 1865 года, скажем прямо, рассчитана была как раз на крестьянство со столярной подготовкой чуть ниже средней, и никаких инженерных изысков не могла предложить.
Разговор с матушкой Манефой состоялся после того, как на работающий станок пришла смотреть сестра игуменья, худощавая высокая женщина с красивым, но строгим ликом, - именно так Саша для себя и определил - лик. Поглядеть на новую механику и вынести свой вердикт. В ней, похоже, боролись два противонаправленных вектора. С одной стороны, выход полотна увеличивался, с другой - облегчать труд инокинь было неканонически. Величественный взмах рукой и она ушла. Саня, чуть не разинув рот, смотрел ей вслед. Пипец, что за властная женщина! В итоге было принято воистину соломоново решение - монашкам ткать по-прежнему, но только тесьму и ткани с золотой канителью, аксамит и алтабас, по-нынешнему - парчу, а станки выдать крепостным девкам, пусть ткут, не покладая рук. На благо монастыря, святой православной церкви и, в конечном итоге, на благо России.
Видимо, Саша где-то в горних сферах получил плюс пять к карме, или ещё что, но его пригласили отобедать к сестре келарине. Обедали скромно, на столе ничего, кроме лебеди, утки, груди бораня верченой с шафраном, языков верченых, кур росолных, ухи курячей, юрмы, солонины с чесноком и с зелем, зайцев сковородных, зайцев в репе, кур верченых, печени белой борани с перцом и с шафраном, свинины шестной, колбасы, ветчины, кур шестных, карасей, кундумы и штей не было. Ни вина, ни водки не дали.
Разговаривали о перспективах. Саня с первого же захода добился главного, первый стан остаётся в монастыре, а следующий экземпляр Саня заберёт себе. То есть, НИОКР, что как раз и подразумевало расходы на первые, сырые экземпляры, и выработку подходящих конструктивных изменений, фактически оплачивал монастырь. Получил задание на производство ещё пяти станов для отца Онуфрия и пяти - для Свято-Успенского монастыря. И тут Сашка начал догадываться, что все эти длинные разговоры нужны всего лишь для одного: как бы побыстрее поставить его в позу сломанной берёзки.