Трое в подводной лодке, не считая собаки
Шрифт:
– Вот такая нынче академическая наука. Кстати, от этого до сих пор в западных странах нет понятия, "кандидат каких-то там наук", как в России. У них все "доктора от философии", PhD. Кандидаты, в общем, в доктора.
– Ладно. Я всегда говорил о преимуществах политехнического образования перед академическим. Пойдём от частного к общему, нефик ремесленникам голову забивать риторикой, - принял решение Саша.
– Не угадал, - ответил Ярослав, - я всегда тебе говорил, что основа основ - академическое образование, а не однобокое политехническое. Ф-ф-у, ПТУ, одним словом. Европе пятьсот лет как работают Университеты и там как раз и учат философии с физикой.
– А что за университеты то были, не смешите мои тапочки!
– съязвил Саня.
–
Саша приостановил прения, потому что Ярослава снова могло занести в неудобоваримые эмпиреи.
– Всё равно, в этих Университетах копили, хранили и распространяли заблуждения. Одни метеориты Парижской Академии чего стоят. Мне-то что делать? С чего учить?
– С того и учи. Тех, которые читать-писать умеют, проверишь знания, и сразу физику начнёшь преподавать. Форсированными темпами, с упором на самоподготовку. Пятилетку за три года, чо, - и засмеялся, - нет, только механику. И это уже будет прорывом. Потому что, мил мой друг, закон сохранения энергии ещё не сформулирован. И нет такого понятия, как энергия, хе-хе! Слову "сила" придаются различные значения. Путались в показаниях и Майер в 1842 году, и гражданин Гельмгольц ажнык в 1847, называя силой или величину, которую мы теперь называем силой, или величину потенциальной энергии, или, наконец, отождествляя понятие "сила" с понятием "энергия" вообще. Ты будешь первооткрывателем! И пиши сразу учебник, как я. Проведи черту между понятиями сила, работа, мощность и энергия. Человечество тебя не забудет!
Насчёт человечества Саня не заблуждался, а жить нужно было сейчас и здесь. В итоге Саша пошёл по самому простому пути. То есть, решил, что те, кто хочет учиться - выучатся, а кто не хочет - так флаг им в руки. И стал просто читать лекции, перемежая их, по мере возможности, с практическими занятиями. Получилась помесь школы с ПТУ. Трифоновы работники, которые мало что понимали, но упорно продолжали сидеть, и Онуфриевы чернецы. Монахов подогнал брат келарь, видать тоже захотел иметь своих механиков в монастыре. Впрочем, его понять можно. Периодически появлялся сам Онуфрий, понаблюдать, не произносится какой ли крамолы в адрес православной церкви, засиживался, увлечённый Сашкиными лекциями.
Однако случилось то, что и должно было случиться. Слухи о школе просочились по разным щелям в мокром и стылом Александрове, пробрались за стены монастыря, шёлковыми нитями оплели окрестные поместья. Дважды Саша получал предложения, от которых, в общем-то, не отказываются, поработать домашним учителем у помещиков, но он деликатно увиливал. В конце концов, до него добралась и матушка Манефа, что ещё более способствовало увеличению циркулирующих слухов о новых гуманных методах обучения. Тогда уже к Сашке стали приходить простые посадские, с просьбой взять малолеток в ученики. И тут Сашка не сплоховал, провёл небольшой кастинг и взял пятерых мальцов в возрасте от пяти до десяти лет на обучение. По существу, он получил в своё распоряжение рабов на пятнадцать лет, по уговору. Пять лет учёбы и десять лет на отработку. И вот этими-то мальцами он занялся всерьёз. А Трофимовским читал физику и геометрию, тоже не без задней мысли.
– Так, - продолжил урок Саша, - домашнее задание. Какого веса бревно сможет подважить мужчина весом пять пудов, если отношения плеч рычага составляют один к шести. После перерыва приготовиться к геометрии.
"Где мне найти своего маркиза Гвидобальдо дель-Монте", - думал Саня, - "спонсора какого-нибудь?" Со спонсорством было негусто. А с этой учёбой получалось так, что ему все должны. Только проку с этого было мало - долгами сыт не будешь. Да ещё и Трифоновы ученики стали посматривать, не уйти ли к Сашке под руку, видели, что учёба у него совсем другого свойства, нежели у столяра. Саня бы и их забрал, но это грозило полным разрывом отношений с Трифоном. Рано пока было разбегаться, только-только по-человечески работать начали. Но такой возможности не исключал.
Да, с Трифоном, вроде, разрулили все тонкие места. Особенно поначалу, когда Саня заявил, что прежде, чем делать станок, надо сделать "Универсальный Конный Привод". Тут у Трофима случился кризис в понятийном аппарате, пришлось помаленьку, не сильно травмируя, растолковать, что это такое. Концепция универсальности плохо приживалась на почве, в которой властвовало штучное, эксклюзивное производство - лавки и столы. Но те лавки можно было без боязни использовать в качестве тарана, а из столов делать крепостные ворота. И все одинаковые, проверенные временем конструктивные решения, похожие друг на друга, как однояйцовые близнецы. Так что Трифон и команда готова была делать конные приводы, но - уникальные. Штучные. К каждому стану - свой, уникальный привод. И станы тоже собирались сделать уникальными. Это противоречило всякому Сашкиному опыту и будущей концепции индустриального производства. Они бы так и бодались до посинения, если бы у Трофима не сломался токарный станок. И тогда Саня чуть ли не силой продавил решение не ремонтировать рухлядь, а сделать нормальную вертельню. То есть, тот самый высокопроизводительный станок с человеческим лицом. С суппортом, к-хм... конечно же, он по-русски называется педесталец, или поддержка, на другой случай.
Тем более, что выяснилось, что все эти шпунтубели и прочие куншты назывались вполне себе по-русски, безо всяких ненужных заимствований. Шерхебель - он же драч, фальцгебель - нагродник, и несть им числа. Для Саши всё это было, честно говоря, откровением, но он стиснул зубы и молчал. Потому что засилье неметчины в отдельно взятом Александрове уж достало. Одного Гейнца на весь Александров было много, чтобы ещё внедрять всякие зензубели с шерхебелями. Когда же русские столяры стали забывать родные названия? Сашу это страшно бесило. Поэтому он сознательно избегал всяких слов, вроде стамески, рубанка или, упаси боже, рейсмуса, в разговорах. Впрочем, его занудного славянофильства хватило ненадолго, слишком уж привычными для него были эти слова, слишком прочной была семантическая связь.
Опять же, давить на Трофима пришлось по всяким мелочам. Тот же конный привод Трофиму показался ненужным. Но, действительно, зачем токарному станку такая мощь? Однако, когда Саня сообщил мастеру, что нужно приготовить две тысячи одинаковых катушек под пряжу, тот сильно озадачился.
Саня втолковывал ему:
– Потому что вот это мы встремляем в пазы, в боковую раму, расклиниваем, и от этого привода может работать всё что угодно. Хочешь ткацкий станок, хочешь прядильный, хочешь - токарный. С другой стороны, с таким креплением, любой станок можно прикрутить хочь к водяному приводу, хоть к лошадиному, хоть к паровому.
– И что это такое паровой привод?
– Потому увидишь. Может быть. Главное, чтобы соединения были одинаковые. На чём ты собрался делать две тысячи одинаковых катушек, - повышал голос Саня, - и когда? И кто их будет делать? Ты учеников подпускаешь к токарному станку только для того, чтобы рукоятку вертеть! И работа - простейшая! У нас такую мелочёвку десятилетние пацаны делают!
Он продолжал рвать шаблон Трофиму. Трофим был стоек в своих заблуждениях, но Саша долбил его с методичностью парового копра. Иной раз у него опускались руки, он устал пробивать корку замшелых представлений о работе, постоянно натыкаясь на Трофимовы суждения: