Трон и плаха леди Джейн
Шрифт:
Поездка обратно в Тауэр проходит как в тумане. Я безучастна к слезам Гилфорда, к тихому смирению Кранмера, которому не обещали помилования, к молчаливым занятиям моих фрейлин. Меня настигает чудовищное осознание того, что надо мной нависла угроза смерти — к тому же особо ужасной смерти — и что от страшного конца меня отделяет лишь слово королевы. Я в отчаянии не перестаю твердить себе, что должна верить ее обещанию, ибо ее величество — великодушная и честная женщина. Все мои встречи с ней пока только доказывали, что намерения у нее благородные и милосердные. Я должна об этом помнить, говорю я себе. И не следует думать
Однако по возвращении в Тауэр страхи овладевают мною. Из головы не идут слова лорда верховного судьи, приговаривающего меня к сожжению либо обезглавливанию, и я сижу на постели, плача и дрожа. Миссис Эллен, отчаявшись в попытках образумить меня, срочно вызывает коменданта.
— Сударыня, вы должны верить слову королевы, — твердо говорит он. — Суд над вами был всего лишь необходимой формальностью. Ее величество не имеет намерений предпринимать дальнейшие шаги против вас. Я знаю наверняка — она весьма расположена к вам, так что мужайтесь. Ваши страхи беспочвенны.
Он искренне и ободряюще улыбается. Я уже начинаю успокаиваться, веселею и чувствую прилив оптимизма.
— Ты невинна, Джейн, — утешает миссис Эллен. — Ты ничем не заслужила этого приговора.
— Мне не следовало принимать корону, — говорю я.
— Королева знает, что вас к этому принудили, — говорит сэр Джон. — Она обещала вам помилование. Нужно только набраться терпения и еще немного подождать.
Королева Мария
Лицо Ренара полно тревоги.
— Я все-таки намерена проявить великодушие, — объявляю я ему. — Леди Джейн и ее муж пока останутся в Тауэре, но со временем, то есть когда у меня будут собственные наследники, — я чувствую, как мои щеки краснеют от мысли о том, что для этого потребуется, — я, может быть, их освобожу.
— То есть, ваше величество, я должен сообщить своему повелителю и императору, что леди Джейн останется в живых?
— Да, ваше превосходительство. Ее жизнь вне опасности, пусть некоторым и хотелось бы, чтобы все было иначе. Так велят мне законы совести.
Он смотрит на меня, будто я сошла с ума. Но, надеюсь, он будет признателен мне за то, что я приняла решение и дело закрыто.
— Ваше величество, простите за откровенность, но это просто каприз, — к моему удивлению, заявляет он. — Император считает, что, дабы обезопасить Англию, вам следует избавить страну от этих изменников. Пусть вас не смущает их юность. Они представляют угрозу для вашего трона.
— Я уже сказала, господин посол, и я слова своего не нарушу, — резко говорю я. — Кроме того, я полагаю, что моя сестра Елизавета гораздо более опасна. Да, она поддержала меня, когда меня провозгласили королевой, и радовалась больше всех, когда меня короновали, но она под любым предлогом избегает посещать мессу, и я боюсь, они тайно сговариваются пожениться с Эдвардом Кортни. Мне не нужно вам напоминать, что Кортни сам имеет претензии на престол. Нет, Елизавета в тысячу раз опаснее, чем Джейн Дадли.
— Ваше величество, это безумие! — взрывается Ренар. — Простите за прямоту, но мои шпионы доносят, что будто бы герцог Суффолк, которого вы так поторопились освободить и помиловать, замышляет мятеж. Еще я недавно
— Ее хорошо охраняют, — настаиваю я. — К тому же сомневаюсь, что герцогу удастся привлечь достаточно сторонников для мятежа.
— Не совершайте ошибки, недооценивая сил противников брака вашего величества и принца Филиппа, — предостерегает Ренар. — Мне грустно это признать, но многие из ваших подданных уже недовольны.
— Все может быть, однако решение мною уже принято, — твердо заявляю я. — Я не стану марать руки кровью невинного ребенка.
И с тем я отпускаю Ренара. У меня болит голова, я больше не могу спорить. Он изо всех сил старается сломить меня, но я намерена выстоять. Если же его слова о Суффолке подтвердятся, я велю установить за герцогом слежку, затем удвою стражу в Тауэре. Но моей натуре противна жестокость, и до тех пор я предоставлю леди Джейн свободу, насколько это возможно. Быть может, Ренар прав и к Тауэр-хилл чересчур просто можно подобраться. Было бы надежнее исключить всякий риск.
Леди Джейн Дадли
На дворе стоит пронзительный холод, но я наслаждаюсь прогулкой. Весело бродить на свободе по Тауэр-хилл, среди лотков уличных торговцев, или смотреть на бесконечный поток судов на Темзе. Мои стражи держатся немного поодаль, болтают и смеются.
Гилфорда, как мне сказали, тоже выпускают на прогулки, но нам больше не разрешают встречаться. Правительство не рискует позволить двоим приговоренным преступникам, мужу и жене, договариваться о побеге. Невозможность видеть Гилфорда меня не беспокоит, пусть я и чувствую проблески жалости к нему, запертому среди зимы в промерзшей башне Бичем-тауэр. По словам миссис Партридж, он совсем упал духом от мысли о нависшей над ним смерти.
Обещанного помилования до сих пор нет, но пока, конечно, рано ожидать его. Ввиду приближающегося брака королевы и принца Филиппа начинаются волнения. На Тауэр-хилл болтают, что народ вот-вот взбунтуется. Я молю Бога, чтобы они не сделали меня своим знаменем.
Когда я возвращаюсь к себе, вижу, что меня ожидает Джон Бриджис. Он вежливо кланяется, но его доброе лицо сурово.
— Сударыня, сожалею, но ваши прогулки должны прекратиться, — говорит он без предисловий. — Совет не желает, чтобы вы сейчас появлялись на людях. Это вызвано серьезными причинами, но я уверен, вы понимаете, что мне не велено обсуждать их с вами.
Я страшно удручена. Короткие прогулки были для меня такой радостью, нежданным подарком. А теперь снова заточение в моей тюрьме, которое будет для меня невыносимым. Боюсь, что это дурной знак, шаг назад, к более строгому заключению, а не вперед — в сторону обещанной свободы; это может означать, что мое помилование будет очень легко отменено. Когда я с тяжело стучащим сердцем горестно смотрю на сэра Джона, в глазах у меня мутится. И я в ужасе осознаю, что плохо его вижу, как будто мне его что-то загораживает. Испуганно дрожа, я опускаюсь в кресло, моргаю и пытаюсь сфокусировать взгляд. Но темное пятно остается в поле моего зрения.