Трон Исиды
Шрифт:
Флот, застоявшийся от долгого бездействия, выглядел браво. Двести тридцать кораблей — от триер [94] до могучих военных кораблей-монстров, напоминавших настоящие поля битвы, тронулись в путь. Матросы еще раньше говорили Луцию, что это не настоящие корабли — не те, на которых любят плавать по морям корабельщики, а громоздкие военные чудовища, построенные лишь для того, чтобы подплыть, встать борт о борт с врагом и дать легионерам место для сражения. Позади них плыли транспортные суда Клеопатры и ее блистательное, разукрашенное флагманское судно, окруженное стайкой юрких «либурников» [95] .
94
Триера —
95
Либурники (либурнийские суда) — с I в. до н. э. большинство римских кораблей строились по образцу обладавших хорошей маневренностью судов народности либурнов (20 рядов гребцов). Отсюда название нового типа римских кораблей.
Враг не мог не знать, что и как они собирались делать. Однако, похоже, Октавиан и не думал спускаться со своего утеса — даже чтобы просто позлить их, поиздеваться над их караваном. Для любого другого человека такое искушение было бы слишком сильным, но Октавиан, судя по всему, даже не пустил воинов на крепостные стены, откуда можно было осыпать насмешками и оскорблениями проплывавший внизу флот.
— Никакого чувства юмора, — заметил Антоний с явным сожалением, когда флагманский корабль миновал утес и замедлил ход, готовясь как можно успешнее проплыть по неожиданно встретившемуся на пути мелководью. — Я бы выстроил своих людей вдоль стен и приветствовал его флот голыми задницами и бравурными звуками труб.
У Луция перехватило дыхание. К счастью, не нашлось ни одного добровольца, пожелавшего реализовать его идею.
Но вскоре Антонию поневоле пришлось перенести свое внимание на море. Водная гладь, казавшаяся ранним утром необъятной и пустынной, была перегорожена стеной кораблей. Агриппа уже поджидал их.
Антоний, однако, предвидел этот шаг и разработал соответствующий план. Хотел же он совсем другого: встретиться с Октавианом, преспокойно засевшим за своими крепостными стенами.
— Давай-ка вылезай, — заклинал его Антоний. — Вылезай наружу, трухлявый сморчок! Высунь нос и сражайся, лопни твои крысиные глазки!
Не тут-то было. Именно этого Октавиан и не собирался делать. Он находится в безопасности; у него есть великий флотоводец, который будет вести вместо него сражение, — а он отсидится в крепости, подождет, пока Агриппа не принесет ему победу на блюде.
— А потом он припишет победу себе, — пророкотал Антоний, — назовет своим триумфом и прокатится по Риму на золотой колеснице, ломая комедию перед толпами восторженных зевак. Правда, есть одно «но»: не раньше, чем Октавиан избавится от меня. Я еще могу внести в эту умилительную картинку весьма существенные поправки.
Флот Агриппы не делал ни малейшей попытки атаковать корабли Антония, когда те выплыли с мелководья и заняли свои позиции. Ни один из них не засел на мели, даже неуклюжие монстры, которые вместе с остальными большими кораблями занимали фланги. Левый, южный, был у Сосия; центр (там линии были маневренно тонкими) принадлежал двум более молодым полководцам — Инстею и Октавию, которых Луций едва знал; и, наконец, на
Луций бросил взгляд вниз, на карту. Вход в пролив словно стерегли два стража-близнеца — два скалистых мыса. Флот Антония выстроился, повторяя их изгибы, в две дуги — это напоминало детский рисунок самого обычного лука, где суда Клеопатры выполняли роль стрелы, нацеленной на запад и на свободу.
А пока, заняв места, отведенные Антонием, они ждали. Между тем все мыслимые действия внутри пейзажа, предложенного богами для битвы, свелись к нулю. Октавиан не слезал со своего насеста, стена кораблей Агриппы была неподвижной, как и прежде, — ни одно судно не шелохнулось, не сдвинулось с исходных позиций. Даже ветер совсем утих. Море разгладилось и стало похожим на огромное зеркало, в котором отражался перевернутым весь флот: мачты тонули в синем море, а корпуса плыли возле края неба.
Во время этой бездыханной паузы, казалось, даже страх в душах умолк, и мысли об исходе грядущих событий куда-то ушли. Мужчинам, которым предстояло это пережить, дали вина, сильно разбавленного водой, чтобы утолить их жажду и подкрепить силы. Луций потягивал из чаши вино. Солнце словно зависло над головой. Без ветерка было жарко, хотя до изнуряющего, одуряющего зноя, мучившего их перед штормом, было далеко. Он потел в своих доспехах и уже начал подумывать снять их, но это явно погрешило бы против правил кровавой игры, в которую играли и солдаты, и их полководцы. В бою мужчина носит доспехи, хотя бой этот заключается в многочасовом стоянии у края палубы, а вокруг ничего не происходит, даже волна не всплеснет на глади воды.
Медленно, неуловимо — поначалу Луций даже ничего не заметил — погода стала меняться. Море и небо, так долго сливавшиеся в одну сплошную голубую лазурь, теперь словно разделили, отрезав друг от друга ножом. Мало-помалу стал вырисовываться горизонт. Как только он обозначился темной и четкой линией, прохлада дохнула Луцию на щеки. Из глубин просторов моря пришел ветер.
Антоний, неустанно меривший палубу шагами — их звуки уже начали казаться Луцию биением его собственного сердца, — внезапно остановился и резко обернулся.
— Ну что ж, отлично! А теперь посмотрим, сможешь ли ты сейчас удержаться от битвы, Марк Випсаний Агриппа.
Он повернулся к сигнальщику, как всегда, ждавшему приказа в любую минуту, и произнес:
— Пора!
Флот, целую вечность простоявший на месте, наконец-то пришел в движение. Левое крыло, плыть которому предстояло дольше всех, огибая стены гор острова Левкада, первым взмахнуло веслами и тронулось в путь. Антоний, чей фланг должен двинуться вперед вслед за левым, стоял как вкопанный, и глаза его были прикованы к правому флангу врага.
— Ну же, давай! Ближе, — приказывал он. — Ближе! Ишь, любимчик богов!
Ничего подобного не произошло. Вражеский флот заскользил по воде — но в противоположную сторону. Он отступал перед кораблями Антония.
Антоний тихо выругался. Корабль закачался на волнах. На палубе тоже все пришло в движение: рабы суетились вокруг голубого круга карты, стараясь не упускать из виду ни одного раскрашенного деревянного кораблика, переставляя их в соответствии с ходом сражения.
Все корабли Агриппы пятились по воде, и отнюдь не неуклюже. Они хотят вытащить его из норы. Заставить заглотнуть наживку.