Трон Исиды
Шрифт:
Но Диона не стала привлекать к этому внимания Клеопатры. Остальные охотники пребывали в таком же слегка безумном настроении — те же быстрые, меткие взгляды… Она пожалела, что среди них нет Луция Севилия. Ее постоялец отправился в Мусейон, мягко обронив, что он, конечно, усматривает определенную добродетель в добывании ужина посредством охоты, но сам предпочитает охотиться за сокровищами в компании философов. Если бы Луций находился здесь, она смогла бы попытаться выяснить у него, что же все-таки происходит.
Но его здесь не было, и Диона ничего не предпринимала. Она была не вправе допытываться у супруга царицы, что все это значит.
Пока Клеопатра хмурилась, глядя на счета, задавая своему диойкету [26] бесчисленные вопросы и выслушивая его объяснения, пришел Антоний и сел на ложе возле нее. Он всегда казался слишком большим для комнат, в которых находился, особенно для этого дворца, с его изобильной роскошью, неумеренной позолотой и шелками везде и всюду. Тем вечером ему не сиделось на месте — он вертел в руках перо, оброненное писцом, заглядывал царице через плечо, вскакивал, когда ему становилось ясно, что она все еще не собирается всецело посвятить себя его обществу, расхаживал от одной расписанной стены к другой — от барельефов со львами к фрескам с изображением бегемотов в зарослях папируса. Вообще-то, Антоний никогда не раздражался и не возражал, когда царица была слишком занята, чтобы уделить ему больше внимания, чем просто улыбка; в отличие от Цезаря, который ожидал от нее полной и немедленной сосредоточенности только на его персоне в любой момент, когда бы он ни появился, Антоний понимал, что Клеопатра царица, а не только его любовница, и должна править своим царством.
26
Среди сановников главным в государстве Птолемеев был диойкет, начальник всей финансовой администрации, правая рука царя по управлению страной.
Диона смотрела на него без тени улыбки. Он забрел в уголок, где она сидела, и с любопытством заглянул в книжку, которую она держала на коленях.
— Что ты читаешь?
— Теренция.
— Вот как… Мне больше по душе Плавт [27] . Ты видела его пьесы на сцене?
— Конечно, — сказала Диона. — Когда была в Риме.
— Вот как… — повторил Антоний. — Я и позабыл, что ты тогда сопровождала царицу.
— Да, — подтвердила Диона.
Наступило молчание. Антоний все еще сидел рядом, но она не собиралась поддерживать беседу, а устроилась поудобнее и снова погрузилась в чтение.
27
Тит Макций Плавт (ок. 250–184 гг. до н. э.) — выдающийся римский комедиограф.
Спустя некоторое время царица закончила свои занятия и отпустила писца и диойкета. Она еще немного посидела на своем месте, потирая глаза, и улыбнулась
— Дело сделано. Все, с меня хватит. На ужин у нас утка, гусь и жирный бычок. Мы будем пить хиосское, или лучше начать с самосского?
— Вели подать оба — не ошибешься, — Антоний по-прежнему стоял возле Дионы, склонившись над нею. Она упрямо пыталась читать, невзирая на то, что он загораживал свет.
Казалось, Клеопатра наконец заметила: что-то не так.
— Что-то случилось?
— Нет. Нет, вовсе нет. С чего ты взяла?
— Ты закоренелый лжец, — сказала она. — Ну-ка, признавайся. Один из твоих дюжих молодцов расколотил еще одну вазу?
— Нет, — упорствовал он. — Ничего не произошло. Правда, все хорошо.
— Хорошо? — Клеопатра пытливо взглянула на него. — Ты отмахиваешься от меня, как лошадь от роя мух. Известие от твоей жены, я угадала? Она направляется сюда, чтобы забрать тебя назад в Рим?
— Упаси боже! — воскликнул Антоний с неподдельной искренностью. И все же по коже Дионы пробежал холодок.
Наконец, видимо, не в состоянии больше держать свою тайну в себе, он сдался.
— Мне и на самом деле необходимо уехать. Но не в Рим.
Клеопатра сохраняла спокойствие, но Диона видела, чего ей это стоило — губы царицы были крепко-крепко сжаты.
— Парфия?
Антоний кивнул. Напряжение вытекло из него волной облегчения.
— Дела плохи. Парфяне устали ждать моей атаки. Они уже маршируют по Сирии. Одного этого уже достаточно, чтобы сдвинуть меня с места, но они прихватили с собой еще и римлян-ренегатов, врагов Цезаря из оппозиции, которых он нажил еще до прибытия в Египет. Они движутся двумя армиями, как нам известно.
— Нам?
— Естественно, я оставил в Сирии своих людей. Один из них нашел меня, когда я возвращался с озера. Сначала он собирался ждать меня во дворце — тогда бы ты обо всем узнала одновременно со мной.
— Я и так знала, что какие-то войска направляются к Сирии, и подозревала, что парфянам надоест ждать. Но не предполагала, что это случится так скоро.
Клеопатра, охваченная гневом, холодной яростью, злилась не на него, а на себя и сеть своих шпионов. Диона пыталась понять, догадывается ли об этом Антоний. Иногда он казался ей тугоумным воякой; но потом вдруг демонстрировал вспышку недюжинного ума и тонкой проницательности — глядя на его простоватое бесстрастное лицо солдата, трудно было вообразить такое.
Казалось, он не особенно интересовался настроением Клеопатры, правда, с облегчением вздохнул, когда она сумела справиться с собой и не дала воли своему нраву.
— Я и сам думал, что у нас в запасе больше времени. Но какой прок убиваться над тем, что могло случиться и не случилось. Мне придется собрать своих солдат и отплыть в Сирию как можно скорее. У меня отличная армия, отменные воины, но что они могут без полководца.
— Присматривай за ними, — вдруг сказала Диона. — Чтобы они не переметнулись к врагу.
Оба — и триумвир и царица — разом обернулись и пристально взглянули на нее. Она чувствовала, как щеки заливает румянец, но продолжала, потому что сама богиня принуждала ее.
— Римлян, сражавшихся с парфянами… можно уговорить, переманить. Ты — желанный гость в Египте, вошел в союз с чужестранцами и даже взял жену-чужестранку. Они могут последовать твоему примеру.
В горле Антония заклокотал рык.
— Не посмеют!
Диона прикусила язык. Но Клеопатра неожиданно поддержала ее.