Трон Исиды
Шрифт:
Диона, будучи зрителем, а не участницей происходящего, в отличие от царицы могла позволить себе поразмышлять на далеко не ученые темы. Она заметила, что гонец бледен, и подумала, что Антоний болен, но тут же отогнала от себя страх перед плохими известиями. Если бы Антоний умер или был смертельно ранен… Клеопатра давно уже знала бы об этом — их связывали более тесные узы, чем могло показаться постороннему взгляду. Они ощущали тела друг друга даже через огромные просторы моря.
Когда Клеопатра закончила диспут и передала ученых мужей на попечение дворовых распорядителей, которые должны были позаботиться об их ужине
У гонца было достаточно времени, чтобы взять себя в руки и подготовиться к разговору, но все же его лицо выдавало тревогу, под глазами по-прежнему отчетливо проступала бледность. Клеопатра могла быть осторожной и изворотливой, как змея, но бывала и убийственно прямолинейной и стремительной, когда хотела. Царица устремила на гонца пристальный взгляд в упор.
— Ну, что стряслось? Он проиграл войну? Потопил свой флот? Отказался от прав триумвира и удалился на виллу как философ?
Гонец явно нервничал. Он судорожно сглотнул слюну и сбивчиво заговорил:
— Нет, госпожа… Не знаю, как тебе сказать… В сущности, он выиграл войну и получил в награду империю.
— Ах, даже так? Неужели это так скверно, что заставляет тебя дрожать под моим взглядом?
Гонец, крепкий мужчина далеко не робкого десятка, прибыл сюда, невзирая на все опасности, подстерегающие его в пути, но сейчас у него были причины для страха. Он вез не особенно приятные новости и знал, что царица скора на расправу, если вести оказываются ей неугодны.
— Нет, все в порядке, если ты имеешь в виду Рим. Антоний встретился с Октавианом при Брундизии; они заключили мир, опять поделили свою империю, и Антоний получил львиную долю. Он настолько близок к тому, чтобы стать царем Рима, насколько это возможно при живом племяннике Цезаря, стоящем у него на пути.
Глаза Клеопатры блеснули.
— Ну? А дальше?
— Что ж, дальше вот что… — Гонец слегка терял решимость по мере того, как приближался к сути дела. — Сделка совершена не за красивые глаза. Ему пришлось отдать Октавиану кое-что взамен.
Клеопатра ждала. Внешне царица казалась спокойной, поза была непринужденной, но ее руки крепко стиснули подлокотники стула, и костяшки пальцев побелели.
— Вернее, — продолжил гонец, — Октавиан кое-что отдал Антонию. Они заключили сделку на родственной основе. Сестра Октавиана, Октавия, стала и залогом, и обещанием. Антоний женился, госпожа. Он взял Октавию в жены, и между властителями Рима воцарились мир и дружба.
Клеопатра не сказала ни слова. Выражение ее лица не изменилось, дыхание оставалось таким же ровным, а руки даже не шевельнулись.
Гонец все-таки недостаточно хорошо знал ее и явно утратил бдительность.
— Это было очень легко, — заговорил он вновь. — Октавия недавно овдовела, у нее трое детей — несомненно, она может дать мужу наследников. Проблема Состояла в том, что она не могла официально выйти замуж в течение нескольких месяцев. Но Сенат разрешил отступление от закона, дал ей повеление, и они сразу же поженились. Октавия — прелестная женщина, очаровательная,
Клеопатра сделала движение раньше, чем Диона поняла, что происходит. Лицо царицы по-прежнему было неподвижным, неподвижно-бесстрастным, как искусно раскрашенная белая маска под изысканной филигранно уложенной прической. Она сбила гонца с ног метким ударом, который посрамил бы даже Антония, по силе равному самому Гераклу.
Гонец лежал почти бездыханный, но, похоже, так и не понял, что ему грозит. А может, понял и потому оцепенел, беспомощно скорчившись под занесенной над ним ступней Клеопатры. Еще мгновение — и царица убьет его.
Диона была невелика ростом и слаба, но у нее хватило сил оттащить гонца в сторону.
— Уходи! — скомандовала она. — Немедленно!
Однако бедняга замешкался, и Диона уже была готова счесть, что ему пришел конец, или предложить в качестве жертвы себя. Но едва Клеопатра оправилась от шока, вызванного дерзостью Дионы, как гонец пронзительно взвизгнул, словно умирающий кролик, и бросился вон.
Диона осталась встречать бурю в одиночестве. Слугам хватило одного взгляда на лицо царицы, чтобы обратиться в бегство. Однако Диона не заблуждалась относительно белых лиц и зловещих глаз, сверкавших из проемов дверей и из-за колонн — кто-то даже стоял возле окна.
Клеопатра в бешенстве бывала на редкость безжалостна. Однажды, в сильном припадке ярости, она поклялась, что получит на подносе голову своей сестры Арсинои. Ей это не удалось только потому, что Арсиноя уже сбежала в Эфес, и царица отвела душу, сокрушив содержимое целого зала — бесценную глиняную и фаянсовую посуду, подчас даже более древнюю, чем пирамиды Гизы. Но на этом она не успокоилась и приготовилась ждать, пока кто-нибудь не поймает и не убьет ее сестру. И дождалась-таки…
Дионе такое было не в новинку, и она научилась исчезать прежде, чем Клеопатра вспомнит о ее существовании. Но сейчас пути к отступлению не было.
Наверное, именно так чувствует себя голубь в когтях коршуна, или мышь, когда на нее бросается кобра. Казалось, безграничная бесконечность отделяла ее от любого убежища, любой лазейки — двери, окна или галереи. Трон царицы мог стать защитой лишь на ничтожно короткое время.
Но пристальный, прожигающий насквозь взгляд Клеопатры внезапно смягчился.
— Ну что ты, дружок. Неужели я так похожа на безумную?
— Ты и сама знаешь, даже лучше меня. — Голос Дионы был слаб и тих, но слова звучали достаточно отчетливо. — Если ты собираешься швыряться вещами, будь добра, выбирай подушки, жемчуга или что-нибудь такое же легкое. Или ты хочешь разнести все и всех вдребезги?
Клеопатра рассмеялась — почти естественным смехом.
— Я подумаю над этим. А сейчас тебе лучше уйти. Я не уверена, смогу ли удержаться и не швырнуть в твою голову подушкой.
Диона колебалась. Но ей ничего больше не оставалось, если только не превратиться в живую мишень. Она сказала себе, что Клеопатра нуждается в уединении, чтобы справиться с яростью — тогда царица сможет трезво рассуждать и нормально общаться с людьми.
Взгляд кобры снова мелькнул в ее глазах. Диона почтительно наклонила голову и спаслась бегством.